ТЕМА: Вопрос «Меч именной славянорусов»

Александр Вербовский пишет: Вообще-то я КАТЕГОРИЧЕСКИ ПРОТИВ МАТА!

Я тоже, но матерюсь как сапожник.

Труд твой давольно таки интересен Александр, и очень объёмный, уверен потребовался не один год для подобного. И однозначно тянет на книгу, ещё одну книгу.
Получается интересный момент- в соборе две книги....?!

Вообще-то я КАТЕГОРИЧЕСКИ ПРОТИВ МАТА!
Ну насчёт моей "кгниги" это перебор. Илья же сказал, что это "материал" для Собора. Я согласен. Он ведь всё-таки "на вырост" сделан, и если вначале ещё легко, то к концу, ребята, я уже не делаю скидок на некомпетентность читателя. Да и по сравнению с ИЛЬЁЙ это всё-же как росписи в храмовом притворе, где язычники, самые "продвинутые, это лишь подножие Премудрости Софии Божией. Но вопро есть - как адаптировать под, скажем, ютубного зрителя, если делать ролики. Но это уже не моя забота. Я продолжу, ч Вашего позволения.


ГОСТОМЫСЛ И РЮРИК ЮТЛАНДСКИЙ

Обратимся к Северной Руси. Город Ладога (иначе – Невогород) в устье Волхова, вблизи озера Нево (Ладожского) возник раньше Киева, – вероятно, еще в середине VIII века, но начал играть «государствосозидающую» роль позднее; сначала он являлся узловым пунктом торговли. Согласно восходящим к древнейшей традиции северным летописям, первым правителем здесь был «старейшина» Гостомысл. Крупнейший исследователь летописания А. А. Шахматов, основательно доказывает, что Гостомысл упоминается уже в древнейшем «Новгородском своде 1050 года». Уже выяснено, что о Гостомысле говорится в целом ряде современных ему западноевропейских хроник, где указана даже дата его кончины – 844 год. Известно из преданий, что ободричами некогда правил князь Годлав, женившийся на Урмиле, дочери Новгородского князя Гостомысла из династии Владимира Древнейшего, княжившего в сер 6-го века по Р.Х. Имя или прозвище Гостомысл связано со словом «гость» (купец, торгующий с иными странами и городами), и поскольку Ладога была – по крайней мере, в начальный период своей истории – международным торговым городом, выдающийся гость-купец вполне мог оказаться во главе.
В начале IX века Ладога находилась во власти варягов-руси. Согласно убедительно реконструированному А. А. Шахматовым тексту древней северной летописи, "Словене, и Кривичи, и Меря, и Чудь (то есть славянские и финские племена, жившие в ладожском регионе) дань даяху Варягам", и "те насилие деяху Словеном и Кривичем и Мери и Чюди. И въсташе Словене и Кривичи и Меря и Чудь на Варягы, и изгнаше я (их) за море, и начаша владети сами собе. Словене свою волость имяху… и посадиша старейшину Гостомысла; а Кривичи свою, а Меря свою, а Чюдь свою. И въсташа сами на ся воевать, и бысть межю ими рать велика и усобица… И реша (сказали) к собе: «поищем собе князя, иже (который) бы владел нами и рядил ны (нас) по праву».
Далее, согласно поздней (XVII века), но сохранившей, по убеждению многих современных историков, целый ряд древнейших сведений «Иоакимовской летописи», именно Гостомысл возглавил борьбу с насильниками, но уже после смерти Гостомысла (844 год), ладожане опять-таки именно "по повелению или завещанием его (Гостомысла) призвали… князя себе Рюрика".
Ныне общепризнанно, что Рюрик (Рорик) – сын (ютландского) конунга, родившийся в начале IX века (как полагают, около 817 года) и имевший яркую, изобилующую всякого рода «поворотами» судьбу, которая запечатлена во многих западноевропейских источниках. Особенное внимание привлекают следующие западные сведения о Рюрике-Рорике: его приглашали в восточную (фрисландскую) часть Нидерландов «управлять, для того чтобы оградить Фрисландию от грабительских наездов других викингов», – и те же задачи он, как полагают, выполнял и на Руси; деятельность Рюрика в западно-европейских источниках освещается с 826 по 873 год, но известия эти содержат хронологические лакуны, позволяющие предполагать, что Рорик, по временам, находился на Руси; последние же годы жизни он, очевидно, полностью провел на Руси, в силу чего в западных источниках нет известия о смерти Рорика. Но под 882 годом сообщено о наследовании его владений другим лицом, что согласуется с данными русской летописи о смерти Рюрика тремя годами ранее, то есть в 879 году.
Необходимо еще отметить, что Рюрик-Рорик, как и его отец конунг Хальвдан, был в союзнических отношениях с германским императором в 814-840 годах Людовиком I Благочестивым – т.е. с сыном и наследником власти Карла Великого. Людовик в 826 году окрестил Рюрика, правда, позже тот вернулся к язычеству, а впоследствии утвердил его в качестве правителя Фрисландии, ранее этот пост занимал – по воле Карла Великого – отец Рюрика. Однако сын Людовика, Лотарь, ставший императором после смерти отца, дважды «отбирал» Фрисландию у Рюрика – в 843 году – до 850-го, и, окончательно, в 854 году. И не исключено, что именно поэтому Рюрик ответил согласием на приглашение стать правителем в дальней Ладоге. Рюрик, по летописи, прибыл в Ладогу значительно позднее – в 862 году. Однако многие летописные даты IX – первой половины Х века (о чем еще не раз пойдет речь) заведомо не точны – подчас они отличаются от истинных на целое десятилетие. В упомянутой «Иоакимовской летописи» есть сведения о том, что матерью Рюрика-Рорика была дочь Гостомысла. Это не является невероятным, если учитывать, что, во-первых, Гостомысл был так или иначе, но тесно связан с балтийскими славянами, и, во-вторых, отец Рюрика, ютландский конунг Хальвдан, опять-таки состоял в союзе с этими самыми славянами.
Видные современные специалисты по древней истории и археологии Северной Руси А. И. Кирпичников, И. В. Дубов и Г. С. Лебедев пишут в своем исследовании «Русь и варяги», что с целью закрепить свое положение на Руси Рюрик около 874 года вступил в брак с представительницей одного из местных знатных родов, Ефанда, по известиям, извлеченным В. Н. Татищевым из Иоакимовской летописи. Нет оснований считать вымышленным лицом другого деятеля этого времени – Вадима Храброго, о котором говорится, в частности, в северных летописях, составленных – с опорой на более древние летописи – в XV веке. Через какое-то время после «призвания» Рюрика, установившего твердую власть в Северной Руси, Вадим поднял бунт против него и был им убит. Через столетие после мятежа Вадима, находившиеся под властью Киева, древляне убьют великого князя Игоря, только что заключившего торжественный мирный договор с Византийской империей.
В. В. Бартольд открыл по-своему замечательное совпадение, согласие двух известий о русском кагане, пришедших из Византии одно за другим в Германию и в Арабский халифат. Дело в том, что в Константинополе с 837 по 843 год находился высокообразованный араб Муслим ал-Джарми, который написал затем фундаментальное сочинение о Византии и соседних с ней странах, включая Русь. Оно не дошло до нас, но послужило основой для множества позднейших произведений арабских географов и историков. Сведения о «русах», восходящие к ал-Джарми, таковы: "… они живут на острове среди озера, причем остров занимает пространство в три дня пути… и покрыт лесами и болотами… У них есть царь, которого называют «каганом русов».
В. В. Бартольд писал об этом: «Наиболее правдоподобно предположение, что автор IX в. имел в виду область русов у Ильменя… Древнейшее поселение в этом месте – Городище при выходе Волхова из Ильменя, в местности, окруженной со всех сторон болотами и речными протоками. имелась в виду вся лесная и болотистая территория, расположенная между озерами Ладога и Ильмень (с севера на юг двести двадцать километров по соединяющему их Волхову. И уж во всяком случае речь шла, конечно же, не о Киеве, не о Южной Руси.
Ныне ранняя история Северной Руси, в частности, глубоко исследована и осмысле-на в ряде работ археолога и историка Д. А. Мачинского. Д. А. Мачинский показал, что послы русского кагана в Константинополь, возвращавшиеся оттуда домой через Рейн, двигались этим путем, без сомнения, не в Киев, а через Балтику в Ладогу: "…возвращаться через Нижний Рейн из Константинополя в Киев (как полагают некоторые) было бессмысленно, в то время как путь из низовьев Рейна в Ладогу был уже проторен.
Город Дорестад в низовьях Рейна, как явствует из данных археологии, с середины VIII века был связан прямыми торговыми связями со Швецией и Ладогой, и с конца 830-х гг. (т. е. как раз во время посольства из Руси) его «держал» Рюрик Ютландский, чье тождество с русским Рюриком, обоснованное еще в XIX в., подкреплено соображениями ряда исследователей. Послы хакана «народа рос» при проверке оказались «свеонами» (свеями), что опять же говорит о Северной Руси, так как для 830-х гг. присутствие заметной прослойки варягов в Киеве исключено, а в Ладоге они археологически улавливаются с 750-х гг. Коррективы вносит древнейшее арабское сообщение… о «русах», которые торгуют с халифатом через Хазарию и характеризуются как «вид славян», живущих «в отдаленнейших частях Славии». И именно правитель Северной Руси, заключает Д. А. Мачинский, «принял, в подражание хакану Хазарии, высокий титул „хакана“ и отправил послов в Константинополь».
Вывод: не позднее 830-х годов в Северной Руси имелось государство, правитель которого присвоил себе тюркский титул «кагана». Южная же Русь в это же самое время (что четко определено в летописях) оказалась – при преемниках Кия – под властью Хазарского каганата. Титул «каган», как уже отмечено, сохранялся в Северной Руси и в 871 году – то есть при Рюрике. Очень многозначителен сам тот факт, что скандинавские правители на Руси назывались не «конунгами», а «каганами»; это ясно говорит об их вхождении в местный, восточно-европейский контекст. В имевшейся в распоряжении одного из первых русских историков В.Н. Татищева составленной в XVII веке Иоакимовской летописи (вскоре утраченной) сохранилось известие о том, что поляне (то есть киевляне), притесняемые хазарами, послали на север к "Рюрику преднии (знатные) мужи просити да поедет к ним сына или ина князя княжити. Он же вдаде им Оскольда и вои с ним отпусти".
ВЫВОД:
События, предшествующие вокняжению Рюрика (дань, наложенная варягами, их насилия над местными племенами и т. д.), начались – как явствует из Архангелогородского летописца, сохранившего древнейшие сведения – еще в начале IX века. И уже в 838 (или в 839-м) году из Северной Руси прибыли в Константинополь послы «русского кагана», которые оказались норманнами. Еще через три десятилетия, в 871 году (когда даже и согласно традиционной датировке, в Северной Руси давно уже правил Рюрик) на Западе были осведомлены, что в Восточной Европе имеются два правителя с титулом кагана (хагана) – хазарский и норманнский – о чем известно из дошедшего до нас письма германского короля (в 843-876 годах) Людовика к византийскому императору Василию I (867-886). В очень многих работах утверждается, что и в 838, и в 871 годах речь шла о южнорусском, киевском правителе. Однако крупнейший востоковед В. В. Бартольд еще в двадцатые годы доказал, что «каганом» назывался правитель именно Северной Руси
Аскольд впоследствии был низложен и убит Олегом как «незаконный» властитель ибо Аскольд, сумев утвердиться в Киеве, вскоре оказался вассалом хазарского кагана и, в частности, именно потому, вероятно, был низвергнут Олегом, стремившимся сбросить власть хазар над южной Русью; в сохранившем древнейшие сведения «Архангелогородском летописце» сказано, что после свержения Аскольда «иде Олег… на козары». «Иоакимовское» сообщение запечатлело реальный факт южнорусского посольства к Рюрику с просьбой помочь освободиться от хазарского господства. Сообщение это свидетельствует, в частности, о том, что киевская ветвь восточнославянских племен воспринимала власть северорусского кагана не как нечто чуждое, «норманнское», но как родственную, «свою»( свеи, свеоны, свои свояки) государственность, под рукой которой она стремилась оказаться.
Необходимо отметить, что правитель южной, собственно Киевской Руси с самого начала назывался, очевидно, не каганом, а князем. Об этом свидетельствует тот факт, что в труде арабского географа Ибн Хордадбега «Книга путей и стран», написанном, скорее всего, в 880-х годах, при перечислении титулов правителей различных государств «владыка славян» назван словом «кназ» (а «владыка хазар» – «хаканом»). Трудно усомниться, что речь идет о правителе Киева, ибо к 871 году относится германское известие о «кагане» в Северной Руси. По-видимому, Олег, овладев Киевом, стал называться не каганом, а князем (как назывался и свергнутый им Аскольд). Титул «каган» утвердился (на некоторое время) в Киеве только после разгрома Хазарского каганата (как известно, каганами звались Владимир и Ярослав).
Варяги, появившиеся в Северной Руси с середины VIII века, вошли в движение русской истории не как сила чужая, «внешняя», имеющая свои собственные то есть «скандинавские» цели, а как одна из «внутренних» сил, вплетенных в жизнь именно этой многоплеменной страны. Тексты договоров с Византией "свидетельствуют, что «варяжский» князь Олег (то есть уже первый преемник Рюрика) и «варяжская» знать клянутся перед византийцами не Одином и Тором – скандинавскими богами, а Перуном и Волосом – чисто славянскими божествами".
В историографии утвердилось представление о том, что уже после Рюрика его сподвижник Олег вел войну с Каганатом, но противоборство с хазарами началось еще при Рюрике, и поход его «мужа» Аскольда в Киев имел прямую противохазарскую направленность, хотя и не принес победы.
Когда посланцы Хазарского кагана и девяти иудейских старцев-судей впервые явились в Киев за данью, им был предложен русский обоюдоострый меч, как дань со значением: именно меч был олицетворением скифского бога войны Ареса. Куява-Киев платил дань хазарам и участвовал в военных предприятиях кавказских хазар. Не только Киев, но и зависимые от него племена платили дань хазарам - древляне по черной куне, радимичи – по шелягу, а северяне (сербы) неизвестно чем. И продолжалась эта зависимость вплоть до конца правления Аскольда и Дира.
ЕЩЁ ИЗ ЛЕТОПИСЕЙ
Через некоторое время после «призвания» Рюрика, как сообщает поздняя – Никоновская – летопись XVI века подвластные этому правителю люди "оскорбишася… глаголюще: «яко быти нам рабом и многа зла всячески пострадати от Рюрика». Однако восстание было подавлено и «уби Рюрик Вадима Храброго и иных многих изби». Но вспомним при этом, что до призвания Рюрика, по сообщению «Повести временных лет», на Руси «въста род на род и быша в них усобице, и воевати почаша сами на ся»… А помимо того, Северной Руси угрожал тогда Хазарский каганат, уже завладевший Южной Русью. И согласно той же «Повести…», два Рюриковых «мужа», Аскольд и Дир, отправились в Киев, и жители города поведали: «мы седим… платяче дань козаром. Асколд же и Дир остаста в граде сем…»
В «Иоакимовской летописи» этот эпизод изложен так: «Славяне, живущие по Днепру… утесняемы бывши от казар, иже (которые) град их Киев и протчии обладаша, емлюще дани тяжки и поделиями (работами) изнуряюще… прислаша к Рюрику преднии (знатные, главные) мужи просити, да послет к ним сына или ина князя княжити. Он же вдаде им Оскольда и вои (воины) с ним отпусти. Оскольд же, шед, облада Киевом и, собрав вои, повоева… козар». Но поскольку впоследствии в Киев отправился из Северной Руси Олег, который свергнул Аскольда, а затем опять-таки «повоева казары», естественно полагать, что хазары сумели подчинить Аскольда своей воле (в частности, заставили его совершить в 860 году поход на враждебный Каганату Константинополь, куда Кий ранее «ходил» с миром).
Уместно обратить внимание на одну господствующую в историографии неточность. В летописи «призвание» Рюрика датировано 862 годом, между тем, уже давно и совершенно точно установлено, что имеющаяся в летописи дата похода Рюрикова «мужа» Аскольда на Царьград неверна: этот поход состоялся еще в 860 году, то есть за два года до летописной даты призвания Рюрика.
А из этого ясно, что Рюрик прибыл на Русь ранее 862 года, – по всей вероятности, вскоре после того, как германский император Лотарь I в 854 году вторично лишил его власти над Фрисландией. И есть все основания полагать, что Рюрик с самого начала вынужден был противостоять Хазарскому каганату, который покушался теперь уже и на Северную Русь.
Дело в том, что еще до Рюрика, в 830-х годах, варяжский правитель Северной Руси (позднее местное население в ответ на насилия «изгнаша» варягов «за море») принял титул «кагана», явно утверждая тем самым свою независимость от хазарского кагана. И впоследствии, в 871 году, согласно дошедшему до нас тексту послания короля Людовика Немецкого (813-876), «вождь норманнов» также назывался «каганом» («хаканом»), и этим вождем был очевидно Рюрик.
В своем трактате А. П. Новосельцев, анализируя целый ряд летописных сообщений, свидетельствующих о жестокой борьбе Аскольда с Хазарским каганатом, утверждает, что для Древне-русского государства «на первом этапе его существования главным был хазарский вопрос». И далее следует вывод: "Пока север и юг не были объединены, борьба с хазарами большого успеха не приносила. И лишь когда северный князь Олег объединил Киев и Новгород а вначале – Ладогу, тогда настал черед Черноморской Руси.

ОЛЕГ ВЕЩИЙ ПОДГОТОВИТЕЛЬ РАБОТЫ СВЯТОСЛАВА

Олег Вещий выдающийся деятель Древней Руси, объединивший Ладого-Новгородскую и Днепровскую Русь.Именно его деятельность прочно упрепила ось Ладога - Киев. А затем для воссоединения с АРТАНИЕЙ, т.е. с Таманской Русью, он должен был одержать победу над Хазарским каганатом. Освобождение Олегом Днепровской Руси от хазарской власти началось со свержения подчинившегося хазарам Аскольда потому что, как установила С. А. Плетнева, «хазары сохранили всю правящую верхушку побежденных народов, связав ее с собой вассалитетом».
Противостояние Олега и хазар ясно выразилось, в частности, в !финансовой блокаде» со стороны хазар. В торговле того времени главную роль играли серебряные диргемы – арабские монеты, которые поступали на Русь и в соседние страны через Хазарский каганат. Но в последней четверти IX в., Олег по летописи начал править в Киеве в 882 г., доступ серебра, приток монет, в Восточную Европу был искусственно приостановлен. Приток этот возобновляется лишь в начале Х в., когда серебро идет через Волжско-Камскую Болгарию из державы Саманидов в обход Хазарского каганата.
Итак, Олег оказался настолько серьезным врагом Каганата, что последний устраивал экономическую блокаду Руси! Противостояние Олега Хазарскому каганату закономерно вело к сближению с Византийской империей, которая еще с 840-х годов была в самых враждебных отношениях с Каганатом. Этому вроде бы противоречит летописное сообщение о походе Олега на Константинополь и самых жестоких действиях его войска. Но в действительности сведения из предания о походе другого, «второго» Олега в 941 году были перенесены летописцем на Олега Вещего в 907-й год. Это очевидно из следующих фактов. Во-первых, византийские источники, со всей ясностью запечатлевшие походы Руси на Константинополь в 860 и, затем, в 941 годах, ничего не говорят о каком-либо подобном походе между этими датами. Далее, в дошедшем до нас договоре Олега с Византией, датированном в летописи 912 годом, сказано, что он заключается "на удержание и на извещение (удостоверение) от многих лет межи (между) хрестианы и Русью бывьшюю любовь"; эта «любовь» существовала, надо думать, с первых дней правления Олега, заявившего (по летописи – в 884 году) о хазарах: «Аз им противен» (то есть являюсь их врагом). Невозможно предполагать, чтобы процитированной «формуле» договора предшествовал военный поход Олега на Константинополь!
Так, в договоре, заключенном между Русью и Византией после реального похода 941 года, соответствующая «формула» имеет совершенно иной смысл: договор призван «обновити (возобновить) ветъхий (старый, давний) мир… разореный… и утвердити любовь межю Греки и Русью».
О действительных отношениях Олега Вещего с Византией с полной определен-ностью писал еще полвека назад выдающийся историк М. Н. Тихомиров: "Договор не имеет никаких намеков на враждебные отношения между русскими и греками…" и «никаких указаний на осаду Царьграда русскими… мы не имеем» (речь идет о времени Олега Вещего).
И договоры Олега Вещего, и многие иные источники недвусмысленно говорят о тесных взаимоотношениях Руси того времени с Византийской империей. Об этом свидетельствует хотя бы такое летописное сообщение: "Царь же Леон (византийский император Лев VI Мудрый, правивший с 886 до 11 мая 912 года) почти(л) послы рускые дарми, златом, и паволоками и фофудьями (драгоценные ткани), и пристави к ним мужи свои показати им церковную красоту… и страсти Господня и венец, и гвоздие, и хламиду багряную, и мощи святых, учаще я (их) к Вере своей и показующе им истиную Веру". И в церковном уставе современника Олега императора Льва VI указана русская митрополия, что свидетельствует о немалом распространении христианства на Руси при Олеге Вещем; это, правда, вовсе не означает официального принятия новой религии. Стоит отметить, что, согласно сведениям византийского императора Константина VII, в середине Х века русская митрополия уже не существовала, что было результатом победы Хазарского каганата над Русью на рубеже 930- 940-х годов.
Например, перед этим, в 932 году, Каганат победил выступившего против него «царя алан» (предков осетин), и в результате, - как сообщал современник события – арабский хронист Масуди, – аланы «отреклись от христианства и прогнали епископа и священников, которых византийский император раньше им прислал» (позднее, после разгрома Каганата Святославом, аланы снова вернулись к христианству). Надо полагать, нечто подобное произошло и на Руси на рубеже 930-940-х годов.
По-видимому, при Олеге противоборство Руси и Алании с хазарами осуществлялось в союзе или даже при прямой поддержке Византии (и не в ответ ли на эту поддержку 700 воинов Руси участвовали в 911-912 годах в византийском походе против арабов?). Но, зная предания, что некий правитель Руси, тоже по имени Олег, предпринимал поход на Константинополь, летописец охарактеризовал его с помощью византийских источников, отразивших поход 941 года.
При Олеге Вещем не только создалось единое русское государство, простирающееся от Ладоги до Киева: это государство выступило как полноправный участник, «субъект» исторического бытия евразийского региона, в котором действовали три мощных империи – Византия, Хазарский каганат и Арабский халифат. Правда, преемник Олега Вещего потерпел поражение от Каганата, но истинная судьба Руси уже началась.

ОБ АСКОЛЬДОВОМ КРЕЩЕНИИ РУСИ И СВЕРЖЕНИИ АСКОЛЬДА
Аскольдово крещение
Первое свидетельство о крещении руссов мы имеем в окружном 866 года послании патриарха Фотия. В нем он говорит, что «варвары справедливо разсвирепели за умерщвление их соплеменников; они благословно требовали и ожидали кары, равной злодеянию». И в другом месте « Их привел к нам гнев их, но, как мы видели, Божья милость отвратили их набег». Ясно что какое-то умерщвление русских людей в Византии стало причиной набега Руси на Константинополь.
ОБ АСКОЛЬДОВОМ КРЕЩЕНИИ РУСИ
Уже третий, зафиксированный историей набег русичей на Византию — был на Царьград. Установлено, что это произошло 18 июня 860 года. Русский флот в 200 кораблей подошел к Константинополю, нападавшие во главе с князьями Оскольдом (Аскольдом) и Диром разгромили и разграбили предместья византийской столицы и близлежащие острова. Это уже было определенно нападением Русского государства, о возникновении которого, впрочем, в Византии в то время еще ничего не знали. Хотя народ «рос» (или «рус») был известен там уже давно, его считали «диким», «варварским», живущим где-то далеко на севере, в пределах Хазарии, иногда руссов отождествляли со скифами, или тавроскифами. Достоверные и довольно подробные сведения о Киевской Руси как государстве появились только после этого набега и связанных с ним событий и нашли отражение в договорах Руси с Византией 911, 944 годов и в трактате Константина Багрянородного «Об управлении государством». Тогда же, в 860 году, набег Руси был для Византии совершенной неожиданностью.
Обращает на себя внимание то, как точно было рассчитано нападение... В это время император Михаил III вместе со своим фаворитом Василием Македонянином (который после убийства Михаила в 867 году сам стал императором Василием I) отправились в поход на арабов. По некоторым данным, Михаил, узнав о нападении русских, успел вернуться в столицу, но, по-видимому, без войска, так как город не видел возможности защищаться человеческими средствами и все упование возложил на Божию помощь и заступничество Богоматери. Очевидец события и первый, кто описал его, Патриарх Фотий, незадолго до этого возведенный на первосвятительский престол, вместе с императором после усердного моления взяли Ризу Богородицы (омофор) из Влахернской церкви, обнесли вдоль городских стен и омочили край ее в водах бухты Золотой Рог. После этого, 25 июня, русские внезапно сняли осаду и, по выражению Патриарха Фотия, «так же неожиданно удалились, как и пришли». По некоторым источникам, это произошло вследствие внезапно разразившейся бури, разбившей многие русские корабли. В память о чудесном избавлении столицы Патриарх Фотий написал знаменитый «Акафист Богородице» («Радуйся, Невесто Неневестная»), который читается по Уставу Великим постом в «субботу Акафиста». Тогда же было установлено церковное празднование «Положение Ризы Богоматери во Влахерне», совершаемое по сей день 2 июля.
Вскоре после набега на Царьград между Русью и Византией начались «какие-то переговоры» [ІІ, 3, т. ІІ, с. 229]. Цель их отражена в одном из греческих хронографов, где говорится, что «немного времени спустя (после набега. - Авт.) от руссов в царствующий град пришло посольство, просившее сделать их участниками Божественного Крещения, что и было исполнено»
Патриарх Фотий, описавший очень красочно в двух своих проповедях набег русских в 860 году, спустя шесть лет, в 866 году, в своем «Окружном послании» Восточным Церквам по поводу Крещения Болгарии (864 год) свидетельствует, что «не только этот народ (болгары - Авт.) променяли прежнее нечестие на веру во Христа, но даже... и так называемые руссы, поработив находящихся около них и отсюда возомнив о себе высоко, подняли руки и против Ромейской державы (Византии - Авт.). А в настоящее время даже и они променяли... нечестивое учение, которое содержали прежде, на чистую и неподдельную (явный намек на Торжество Православия 842 года.) христианскую веру, с любовью поставив себя в чине подданных и друзей наших, вместо ограбления нас и великой против нас дерзости, которую имели незадолго пред тем (т. е. незадолго до своего Крещения; здесь определенно имеется в виду набег 860 года). До такой степени разгорелись у них желание и ревность веры, что приняли епископа и пастыря и лобызают святыни христиан с великим усердием и ревностию».
Точной даты принятия русскими христианства после 860 года не указывается, но, судя по смыслу слов «Окружного послания», оно произошло до 866 года и вскоре после набега 860 года. Внук Василия I Константин Багрянородный в жизнеописании своего деда говорит о том, что Василий заключил с русскими «мирный договор» и «устроил так, что они приняли епископа». При этом он рассказывает, как русский князь собрал народ и старейшин (что могло происходить только в столице русских — Киеве) и предложил им принять христианство. Люди потребовали чуда. Тогда книга «Евангелие» была брошена в огонь и не сгорела. После этого князь и народ крестились.
История свидетельствует, что после набега 860 года не кто иной, как князья Осколд и Дир с «болярами», старейшинами и частью парода приняли в Киеве Святое Крещение, в чем современные ученые не сомневаются.Так совершилось первое массовое Крещение на Руси. Первый общерусский князь-христианин получил имя Николай во имя Святителя Николая, Мир Ликийских Чудотворца. Об этом убедительно свидетельствует тот факт, что прямо на могиле Осколда в XI веке (а возможно, и в X) был построен храм в честь Святителя Николая [I, 1, с. 39]. Не отсюда ли берет начало удивительно широкое почитание этого святого на Руси?
В уставе императора Льва Философа (886- 911) « О чине митрополичьих церквей, подлежащих патриарху Константинопольскому» в списке этих церквей на 61-месте находится Русская, а за ней следует церковь Аланская. В числе архиепископий на 29-м месте находится Боспор, а на 39-м Метраха, то есть Таматарха или по-русски Тмутаракань, рядом с Готией, Сугдией и Фулой. Ясно, что речи здесь не идет о Киевской церкви, ибо во времена Льва Философа в Киеве княжил язычник Олег и не только он, но и вся его дружина была языческой и в Олеговом договоре с Византией о крещеной Руси не упоминается, она встречается только со времени Игоря, как и христианский храм в Киеве. Вот почему в уставе Льва Философа под именем России следует разуметь объединенные Боспор и Таматарху, как православно окормляемые территории Южной Руси. Сама же Боспорская церковь как таковая существовала по крайней мере с 4-го века и титул архиепископии имела давно, а в эпоху Льва Философа могла быть повышена до степени митрополии, с расширением своих пределов путем объединения с архиепископией Таматархи. То есть таким же образом, как были объединены соседние Сугдейская и Фульская архиепископии. Так что Херсон, Сугдея, Боспор и Таматарха были отправными пунктами византийско-православного прозелитизма, откуда христианство постепенно распространялось между болгарскими племенами, жившими по обеим сторонам Боспорского пролива. По свидетельству писателей 6-го века по Р.Х. Прокопия и Агафия болгары имеют две братские ветви, которые называются утургуры и кутургуры. Утургуры являлись этническим субстратом Черной Болгарии, т.е. Таманской Руси. По преданию, там их возглавлял Батбай. Папагия Константина Багрянородного – это, видимо, основное место их проживания на Сев. Кавказе. Кутургуры же возглавлялись Котрагом и занимали пространство к западу от Дона и Азовского моря.
ПИСЬМЕННОСТЬ
В «Повести временных лет» описывается коротко история создания славянской письменности, заимствованная из моравских Житий Кирилла и Мефодия, но ничего не говорится о проповеди святых братьев на Руси и связанном с этим первом массовом Крещении русских при Осколде в 861 (или 862) году. При том, что это событие, отражено в официальных византийских источниках и даже арабские писатели знали о христианстве и храмах на Руси, а наши летописи хранят по этому поводу глубокое молчание! Правда, случайные свидетельства не дошедших до нас русских летописей попали всё же в позднейшие наши летописные своды. Наша летопись не скрывает, что при князе Игоре в Киеве стояла «соборная церковь» во имя Илии Пророка, а ведь ее построил Осколд и что в середине X века часть русских была христианами. Не скрывает летопись и того, что на могиле Осколда в XI (или X) веке был воздвигнут храм Святителя Николая. Одна из летописей называет Осколда «блаженным». В древнем пергаментном «Прологе» XV века, в частности, говорится: «Кирилл же умоли брата своего Мефедь итти с собою (в Хазарию) яко умеяше язык словеньск». Значит, в X — XI веках на Руси знали о Крещении в 861 (862) году при Осколде, но решили замолчать. Почему?.
Рассмотрим, что сообщает нам Житие Кирилла о его путешествии в Хазарию. Кирилл (вместе с родным братом Мефодием) прибыл в 861 году в Херсонес Таврический, имевший в те времена важное политическое значение как центр связи с союзной Хазарией. Здесь он «нашел Евангелие и Псалтирь, написанные русскими буквами, и человека нашел, говорящего на этом языке, и беседовал с ним, и понял смысл этой речи, и, сравнив ее со своим языком, различил буквы гласные и согласные, и, творя молитву Богу, вскоре начал читать и излагать их, и многие удивились ему, славя Бога». «Славянский же язык и русский един есть», как свидетельствует наша «Начальная летопись», т. е. в те времена язык всех славянских племен и народов был в общем одинаковым. в Херсонесе Крымском Константин (Кирилл) занимался не изучением русского языка, сравнивая его с греческим, а изучением составленных до него «русских письмен» — Евангелия и Псалтири, сравнивая эти письмена (начертания «гласных и согласных») с изобретенными им самим.Такая быстрота усвоения русского письма неудивительна, ибо русский язык Кирилл и Мефодий знали с детства как уроженцы города Фессалоники (Солуни), в окрестностях которого жило так много славян, что вся область долгое время носила название «Славянин» (таких Славяний в Византии было несколько; их население приняло христианство и ассимилировалось с греками). Император Михаил III прямо сказал Кириллу и Мефодию: «Ведь вы солуняне, а солуняне все чисто говорят по-славянски». Исследователь русской христианской древности протоиерей С. Ляшевский полагает, что Евангелие впервые перевел на русский язык в конце VIII века святитель Иоанн Готфский.
Далее в Житии Кирилла говорится о том, что он, «сев на корабль, направился в Хазарию к Меотскому озеру (Азовскому морю) и к Каспийским воротам Кавказских гор». Далее описывается следующее. Встречающие Кирилла хазары, в том числе и каган, говорят, что они «не гордятся Писанием, как христиане». «Мы — люди не книжные...» — заявляет каган. И в то же время иудеи, спорящие с Кириллом при кагане и народе, делают основной упор на «книги» Писания, да и главные вопросы спора касаются этих книг. После споров с проповедниками иудаизма и сторонниками мусульманства, советник» подытожил: «Как дал Господь власть над всеми народами и совершенную мудрость христианскому цесарю, так дал ему и самую лучшую веру из всех, и без нее жить никто не может Жизнью Вечной, Богу же слава навеки». И все сказали: «Аминь». Кирилл, возгоревшись духом и умилившись до слез, призвал всех ко Крещению, в конце своего обращения напомнив о Страшном Суде А тот из вас, кто на запад кланяется, или еврейские молитвы читает, или держится веры сарацинской, скоро смерть от нас примет».
Крестилось сразу двести человек. Каган отправил византийскому императору письмо, где говорилось: «Познали мы, что (Православие) вера истинная, и повелели, чтобы тот, кто хочет, крестился, надеясь, что и мы к тому же придем. Все мы — друзья и приятели твоего царства и готовы идти на службу твою, куда захочешь». От богатых даров кагана Константин Философ отказался и взамен попросил выдать ему «пленных греков». Таковых собрали «до двадцати человек». Все это происходило, по данным историков, в конце 861 года (или начале 862- го).В 863 году уже началась знаменитая миссия Кирилла и Мефодия в Моравию. Достоверно, что в это время (да и ни в какое другое) массового крещения по повелению кагана, да еще с запретом исповедовать иудаизм под страхом смерти, в собственно Хазарии не было!
Но также достоверно, что примерно в это именно время произошло первое массовое Крещение на Руси при Осколде и Дире... Так в какой же «Хазарии» были и кого крестили Кирилл и Мефодий? Ответ напрашивается: крестили русских. В итоге теперь и официальная историческая наука признает, что «определенное значение для христианизации Руси имела миссия Кирилла и Мефодия в Херсонесе и их дальнейшая миссионерская деятельность в Причерноморье».
Русь долгое время платила хазарам дань а тут русским было разрешено поступать на воинскую службу в византийскую армию. Если, наконец, учесть все те несоответствия собственно хазарской обстановке, которые встречаются в текстах Житий Кирилла и Мефодия, касающихся путешествия в «Хазарию», то сомнений не останется. Святые братья Кирилл и Мефодий в 861-862 годах осуществили при Осколде и Дире то самое первое массовое Крещение на Руси, о котором хорошо известно из византийских источников. Где произошло Крещение русских?
В Житии Кирилла есть краткое сообщение о том, что в бытность его в Херсонесе «хазарский полководец с войском... окружил христианский город и осадил его». Ход событий можно представить следующим образом. Получив обещание русских креститься, Кирилл с Мефодием отправились в Киев, здесь спорили с иудейскими и мусульманскими проповедниками, проповедали христианство, крестили тех, кто пожелал, а затем отправились в собственно Хазарию. Нападение русских на Херсонес при Кирилле и обещание «полководца» креститься очень напоминают события при князе Владимире.
Судя по всем подробностям бесед «во дворце кагана» и советов старейшин и народа, проповедь христианства и Крещение русских происходили в их столице — Киеве. Следовательно, еще до знаменитой миссии в Великую Моравию (в 863 году) просветители славян проповедали на Руси и совершили здесь первое массовое Крещение.
Хотя «апостолы славян» впервые проповедали на Руси и крестили здесь часть русских, но, судя по всему, значительной церковной литературы на русском (славянском) языке они здесь не оставили. Труды по переводу всех книг Священного Писания и богослужебных книг на славянский язык были в основном предприняты святыми братьями в Великой Моравии. А в Болгарии учениками святых Кирилла и Мефодия было закончено переформатирование русско-венетского «алфавита Марсилианы» в формат нового вида письменности — «кириллицы» и осуществлен перевод всех церковных книг на новый вид письма. Отсюда, из Болгарии главным образом, церковнославянская литература пришла затем и на Русь.
Исключительный интерес для нас в связи с этим представляет то обстоятельство, что святые братья были вдохновлены в своей миссионерской деятельности иконопочитанием. В юности святой Кирилл был учеником Фотия — ученого, писателя, богослова, поэта и дипломата, ставшего затем Патриархом. При этом, первой научной работой Фотия-мiрянина была «Лексика», трактат о языке. Вот откуда интерес к языкам и языковедению у его ученика -святого Кирилла. И первым ответственным церковным деянием юного Константина (843) был чрезвычайно важный спор с опытным полемистом (низложенным к тому времени Патриархом) — иконоборцем Иоанном Грамматиком. В этом споре святой Кирилл пламенно защищал православную истину иконопочитания и одержал блистательную победу. Отстаивал эту истину он и в дальнейшем: спорил с мусульманами, прекрасно развил православное учение об «образе» и на Руси в столкновении с проповедниками иудаизма и мусульманства. И потому не случайно а как «специалист» послан был святой Кирилл к славянам, находящимся по игом хазар ревностным иконопочитателем Патриархом Фотием.
Херсонес – это отправная точка не только Андрея Первозванного, но и русско-славянской с добавлением греческих букв письменности.
И это ещё не всё! Это ещё и начало русской «мощевой» святости. В Херсонесе Крымском одним из важнейших деяний святых Кирилла и Мефодия было обретение мощей священномученика Климента, Папы Римского. А это — духовная нить, связующая апостольство святого Кирилла с апостольством Андрея Первозванного.
Но и это ещё не всё! Русь обретает систему духовных символов.
Староболгарский, он же церковнославянский язык содержит в себе то, что можно определить как «помазанность», освященность Духом Святым. Церковнославянский язык поражает своей духовностью, удивительной приспособленностью к передаче глубочайших Божественных истин. Этот язык представляет собой единую систему языковых символов (образов), которые позволяют передавать не только содержание текстов Священного Писания и богослужебных книг, но и глубинное духовно-таинственное (мистическое) их значение. Последнее почти полностью исчезает при передаче тех же текстов на «обыденном» (например, современном русском) языке. Иными словами, церковнославянский язык так же символичен, как и каноническая древняя икона.
Так же как икона, в отличие от мiрской картины на аналогичную тему, типа «Сикстинской мадонны», возводит сознание человека с помощью художественно-символических средств к восприятию догматической или духовно-таинственной глубины, сокрытой в ее внешних образах, также следует сказать и о церковнославянском языке. Он является прямым порождением и продолжением иконографической традиции Церкви. Церковнославянский язык никогда не был разговорным, он создан только для общения с Богом, служения Ему, поэтому он очищен, освящен и напоен Духом Святым.

НАПОМНИМ СУТЬ БОГОСЛОВСКИХ СПОРОВ ТОГО ВРЕМЕНИ, ОНИ НЕ УТРАТИЛИ СВОЕЙ АКТУАЛЬНОСТИ И СЕГОДНЯ
Священное Писание говорит о создании человека по образу и подобию Божию, чем он неизмеримо превосходит животных, а потому должен господствовать над ними: «И сказал Бог: сотворим человека (как лицо-личность) по образу Нашему (Лиц Святой Троицы) и по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над зверями, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле» (Быт. 1: 26). На истине о сотворении человека по образу и подобию Божию строится вся святоотеческая антропология.
Образ Божий Святые Отцы усматривали именно в присутствии в человеке духовного начала – личности. А подобие Божие в человеке – это возможность уподобления Богу, способность жить духовно – как личность. «Образ Божий состоит в естестве души, – говорит святитель Феофан Затворник, – а подобие – в свободно приобретаемых ею богоподобных качествах. То, что наша душа невещественна, проста, духовна и разумно-свободна – это относится к образу Божию. А когда она должным употреблением разума и свободы познает истину и станет искренно содержать ее, сердце же украсит всякими добродетелями, тогда сии качества составят в ней подобие Богу». Если образ дан человеку раз и навсегда и не может быть уничтожен, то подобие зависит от свободного выбора человека, от направления его воли.
Протоиерей Лев Лебедев пишет, что для утверждения христианства в Русской земле, когда серьезным препятствием продолжало оставаться язычество, должно было произойти нечто чрезвычайное, чтобы привлечь Русь к Греческой Церкви, с которой прежде всего и чаще всего соприкасалась Русь. Должен был произойти какой-то чрезвычайный подъем веры у самих «восприемников», т.е. у Греко-Православной Церкви. И он произошел именно тогда, когда это было особенно нужно – в начале 8-го – пер.пол. 9-го столетия по Р.Х. Этот подъем был вызван борьбой Церкви с иконоборческой ересью, потребовавшей предельного напряжения духовных, умственных, культурных и политических сил, что неизбежно привлекло к христианской Церкви и Божию помощь и Божию благодать.
Всем известно, что Таинство Крещения включает в себя три основных чинопоследования, совершавшихся в древности раздельно: оглашение, собственно Крещение и Таинство Миропомазания. Оглашение – ото научение, проповедь Благой Вести, которая знакомит человека с истинами бытия, сущностью христианской веры, правилами молитвы и жизни в Церкви, чтобы человек совершил окончательный выбор, выразив твердое добровольное решение «отречься от сатаны» и «сочетаться Христу» а если крестят младенца, то ответственность за его будущее берут на себя взрослые восприемники – крестные родители. Крещение в особо освященной воде совершается троекратным погружением во Имя Отца, и Сына, и Святого Духа и во образ тридневного пребывания Христа «во гробе плотски». В результате человек освобождается от первородного греха, наследственных грехов своих предков и своих личных, если это взрослый. Такой человек, по слову святого Иоанна Златоуста, как бы переплавляется, делаясь причастным бытию нового мира – Небесного Царства. Но человек при этом не лишается свободной воли. И хотя все грехи, гнездившиеся в нем совершенно «смываются», за человеком остаются право и возможность или никогда не обращаться к ним, или вновь впадать в те же, и даже худшие грехи.
Крещение дает лишь возможность наследия новой жизни Царства Божия, но превращение этой возможности в действительность зависит от самого человека, от его решимости и усилий. Усилия же должны направляться на то, чтобы «совлекаться ветхого челорвека» и «облекаться в нового» - во образ Христов, т.е. стремиться уподобиться Христу духовно, насколько это возможно по силам каждого и Божию смотрению о нем. Таинство Миропомазания сообщает человеку благодать Духа Святого, полученную Церковью в день христианской Пятидесятницы, укрепляет его душевные и телесные силы, готовит к подвигу жизни во Христе. После совершения Таинства человека трижды обводят вокруг купели или аналоя с пением : Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся (Гал.3,27), т.е. крестившиеся во Христа облеклись в Него и должны теперь стремиться Христово «облечение» (облачение, облик) в образе духовной жизни, в образе мыслей, чувств, в словах и делах. Круг – символ вечности. Иконоборчество возникло в некоторых областях Армении, где были сильны манихейские воззрения и секты, и Малой Азии, где жило много выходцев из Сирии, поддавшихся влиянию мусульманства, которое запрещает изображение человека и поклонение образам, а также влиянию иудействующих христиан. Духовной сущностью иконоборческой ереси являлась попытка упразднить спасительное значение истины о Боговоплощении для жизни Церкви, как Тела Христова. В основе иконоборчества лежало ложное суждение о том, что поскольку Бог и Его творение по природе различны, то в тварных образах недопустимо изображение ничего Божественного. Таким образом, между Богом и тварью иконоборцы воздвигали непроходимую пропасть и тем было, по слову Феодора Студита «разрушено домостроительство Христа», стала «тщетна икономия спасения». Опровергая иконоборчество и утверждая истинность иконопочитания, оцы и учители Церкви 8-9-го веков развивали и углубляли православное учение об образе, как основополагающем начале всей церковности, раскрывавшееся с древнейших времен. Основы этого учения можно видеть уже в Евангелии и Посланиях Апостолов. Затем развитие богословия образа проходит через творчество таких святых мужей как Дионисий Ареопагит, Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст, Максим Исповедник, в трудах которого особенно ярко проявилось решительное преодоление неоплатонизма, свойственного ареопагитикам. Хотя Максим Исповедник и исходит из Ареопагита, он в то же время возводит богословие образа на качественно новую ступень, утверждая, что образ является обладателем энергии первообраза, на чем и основана благодатная сила образов Церкви. Коротко суммируя основные доводы иконопочитателей мы утверждаем вслед за ними:
Человек есть первый образ Бога, ибо он сотворен «по образу» и «подобию» Божию (Быт. 1,26). Грехопадение помрачило и исказило эту первозданную сообразность. Но она была восстановлена и преумножена во Христе: Видевший Меня, видел Отца (Ин. 14,8-10). Апостол Павел называет Христа образом ипостаси Бога Отца (Евр.1,3), подчеркивая в другом месте, что во Христе обитает вся полнота Божества телесно (Кол.2, 8-9). Рождение Бога в твари, Боговоплощение, соединяя неслитно но и нераздельно Божество с веществом, делает возможным отображение Божественного в вещественном, поскольку примиряет тварь с ее Творцом, восстанавливает нарушенное грехом их благодатное единение. Если Христос есть образ Бога во плоти, в теле, то Тело Христово –Церковь не может быть ничем иным , как тоже образом Бога, «во всей полноте обитающего здесь телесно». В этом великий спасительный смысл Боговоплощения и для человека и для всего Творения. Оно теперь через человека и Церковь (Тело Христово) как образ Бога восходит к Первообразному, к бытию нового неба, новой земли и Иерусалима нового (Откр. 21, 1-2). Отсюда и все литургические образы Церкви: архитектурные формы храмов, их внутреннее устройство и убранство, иконы и росписи стен, священные сосуды, предметы и облачения, чинопоследования и ритмы богослужения и т.п. Они, не теряя своих земных вещественных свойств, в то же время являются образами Божественных сил и явлений, небесного мира ангелов и святых.
Образы неизбежно содержат в себе таинственное присутствие первообразов, обладают теми же энергиями, что и первообразы. Такова небесно-земная, духовно-вещественная природа литургических образов Церкви, включая и СВЯТЫЕ ИКОНЫ.
В ряду икон первейшее значение и духовную ценность имеют иконы Спасителя и матери Божией. Через образ Иисуса Христа осуществляется общение людей с Основоположником нашего спасения, приявшим зрак (образ) раба, но не переставшего быть Богом, имя Которому – Сущий. А икона Богоматери – это не только образ Ее преблагословенной Личности, но и совокупный образ Церкви, Божественной Любви и Премудрости, Царства Божия и грядущих вечных благ, поскольку Приснодева Мария, как Матерь Христа по плоти, является тем самым Матерью Тела Его – Церкви. Христос немыслим без Своей Церкви. По обеим сторонам Царских врат православных храмов издревле помещаются иконы Христа и Богоматери. Смысл ясен: спасение людей (вход в Царство Небесное) осуществляется единением со Христом не где-нибудь и не как-нибудь, а только в Его Церкви, которая олицетворяется (ипостазируется) Девой Марией.
Святая Евхаристия – вершина благодатной жизни во Христе. Она выходит далекоза пределы всякой символики, но отчасти пребывает и в этих пределах. В этом Таинстве особенно отчетливо можновидеть Промысл Божий о спасении людей. В Евхаристии хлеб и вино не теряют своих вещественных свойств (природы) и в то же время становятся «невещественными» Тайнами Плоти и Крови Спасителя. Следовательно, во всех внешних вещественных образах, иконах Православной Церкви неслитное, но и нераздельное соединение природ вещественной и Божественной, соответствующее такому же соединению природ в Личности Иисуса Христа, совершается Духом Святым. Основными условиями соединения являются при этом подобие образа первообразу (посредством соответствия образов богодухновенных каконам церковной символики) и освящение образов (символов) Церкви «водою и Духом» (Ин. 3,5) в чинах освящения, подобное возрождению и освящению человека водою и Духом в купели Крещения. Таким образом, иконопочитание, исходя из христологического догмата, закономерно приходит к исповеданию благодатного, спасительного преображающего действия Святого Духа в отношении ко всему тварному, пребывающему в лоне Церкви, ко всей «оцерковляемой» материи.
Отсюда ясно, что иконоборчество, по сути своей, было попыткой подорвать и разрушить самое основание Церкви Христа, пришедшего во плоти ради нашего спасения. Совершенно очевидно, что такая попытка не могла быть только заблуждением богословско-философского характера. Об этом свидетельствует та необычайная (совсем не философская) злоба и изуверство, с какими ересь обрушилась на сторонников иконопочитания, то поистине нечеловеческое упорство, с которым она воинствовала в Церкви.
Государственная власть в Византии впервые приняла сторону иконоборчества в 726 году, когда император Лев III Исавр, тесно связанный с еретическими кругами в Армении и Малой Азии, открыто поддержал выступление ряда малоазийских епископов против почитания икон. Это вызвало возмущение христиан почти всей Эллады и островов Эгейского моря. Против царя-еретика поднялось народное восстание, но было подавлено. Восстание вспыхнуло и в Италии. Римская Церковь отвергла иконоборчество. В Италии византийские войска были разбиты и перешли на сторону Папы, который стал искать помощи светской власти в лице франкского короля, впоследствии награжденного титулом императора. В дело вмешался и враждебный Византии Арабский Халифат, готовый поддержать любые беспорядки в империи.
В это время верным союзником Византии против арабов стала иудаизированная Хазария, владевшая почти всем Крымом, кроме греческих городов-колоний. Началась поистине героическая борьба с иконоборчеством, осложненная множеством социально-политических и международных факторов. Наивысшего напряжения эта борьба достигла в 754 году, когда императором Константином V Копронимом был созван Церковный Собор, провозглашенный даже «вселенским», но совершенно незаконно, так как Римская Церковь (тогда еще православная) выступила против Собора а Патриархи Александрийский, Иерусалимский и Антиохийский на нем не присутствовали, причем сама Константинопольская кафедра была без Патриарха. «Волчьим Собором» иконопочитание было объявлено «оскорблением Христа, Матери Божией и святых, «презренным эллинским искусством» а все «деревопоклонники» и «костепоклонники» преданы анафеме. В число последних попали святые Патриарх Герман и Иоанн Дамаскин, чей голос в защиту Православия звучал тогда с особенной силой.
Демоническая подоплека иконоборчества особенно ярко проявилась в его вражде против монашества, поскольку монашество есть высшая и законченная форма общецерковной и общенародной православной аскезы, укорененной в Личностях и образе жизни Господа Иисуса Христа и Приснодевы Марии и потому стремящейся к совершенной чистоте, целомудрию и непорочности как к своему естественному духовному основанию и средоточию. Сокрушить монашество в то время означало – духовно разрушить Церковь.ивно были направлены услилия иконоборчества, как орудия диавола.
В ответ на довольно дружный отказ монашества Византии признать истинность и законность собора 754 года и его решений императорская власть начала террор. В Константинополе развернулись погромы монашеских общин, которые затем перекинулись на провинции. Стратиг фемы Фракисийской с соответстующим именем Лаханодракон, собрав в Эфесе монахов и монахинь, потребовал, чтобы они немедленно вступили в брак и сделались гражданскими лицами, угрожая в противном случае ослепить и изгнать непокорных. Кто-то из страха, по немощи человеческой согласились, но другие предпочли лишиться телесного зрения и быть изгнанными. Затем Лаханодракон изгнал монахов из их обителей а монастырские здания превратил в казармы. По всей империи прокатилась волна конфискаций имущества, ценностей и земель монастырей, крамов, последовали кровавые репрессии, давшие новых мучеников и исповедников. Множество православных монахов и мирян было вынуждено бросить свое отечество, насиженные места, - а простые греки, сельские труженики очень привязаны к земле и к хозяйству, - и, где в одиночку, где группами, семьями, селениями, монашескими братствами, зачастую возглавляемые пастырями и епископами, бежать на окраины империи : кто – в Сицилию, кто в малодоступные горные области Малой Азии, кто – в Грузию, кто – в Крым, в общем – туда, где было можно жить, сохраняя истинную веру и иконопочитание, как ее неотделимую часть. Византийский Святогор должен был передать свой именной и образный меч Русскому Богатырю.
Здесь, на новых землях, переселенцами было осуществлено нечто необыкновенное: наряду с возведением обычных наземных построек, они стали высекать в горах и скалах и даже в отдельных больших камнях жилища, храмы, часовни и целые монастыри и даже целые города, получившие название «пещерных». Хотя пещерные сооружения создавались и до и после поселения иконопочитателей, но свою массовость и особую духовную значимость пещерное строительство приобрело в период иконоборческих репрессий. Были приложены титанические усилия, чтобы продолбить в крымских скалах пространства для келлий и церквей, для часовень и усыпальниц. Внутрискальные помещения создавались не обязательно в труднодоступных высоких горах, но и в легкодоступных местах , так что не сохранность земной жизни было основным мотивом строителей скальных поселений. Видимо принцип «пещерности» имел тогда некое догматическое доминированиеВ Крыму иконопочитателями были созданы монастыри: Успенский, Качи-Кальон, Шултан, Че и другие. Высекались монастыри и церкви в Мангупе (Феодосия), в Эски-Кермене, Каламите (Инкермане) и т.д.
Борьба Церкви за истину иконопочитания вызвала небывалый духовный подъем, породила великих богословов и исповедников Православия, дала мощный толчок развитию духовных наук и знаний. Духовные писатели и ученые, такие как святые Патриархи Герман, Никифор, Фотий, преподобный Иоанн Дамаскин, Феодор Студит, Феофан Исповедник(историк),монах Георгий Амартол, святые братья просветители славян Кирилл и Мефодий лишь часть из перечня выдающихся людей, выдвинутых Промыслом Божиим в Церкви в эпоху борьбы с иконоборчеством для победы над ним. С конца 9-го века начинается освоение монашеством святого Афона, земного удела Богоматери, покровительницы монашества, духовного истока и вдохновителя русского иночества.
Осенью 787 года был созван VII Вселенский Собор, на котором иконоборческая ересь была духовно и идейно ниспровергнута и осуждена. В своих деяниях и догмате Собор закрепил истинное учение Церкви об иконопочитании, но окончательно ересь была побеждена только в 842 году на Поместном Соборе в Константинополе, учредившем особое празднество «Торжество Православия». «Имя вызывает образ, – пишет известный православный автор Н. Е. Пестов, – а образ в душе есть соприкосновение или даже единение души с этим образом. При этом первое или второе – то есть соприкосновение или единение – будет зависеть от нашего отношения к этому образу. Если мы в любви тянемся к нему, то этот образ вливается в нашу душу, объединяется с нами и влияет на наши чувства и ощущения. Но если образ антипатичен, то мы только соприкасаемся с ним и в душе переживаем чувство неприязни или брезгливости. Мы стараемся тогда оттолкнуться в душе от этого образа, поскорее уйти и забыть его». И икона, по православному учению, связана со своим первообразом именно именем, которое обязательно на иконе присутствует«Я знаю тебя по имени, и ты приобрел благоволение в очах моих», – сказал Господь Моисею, с которым говорил «лицем к лицу, как бы говорил кто с другом своим» (Исх. 33: 11-12, 17). Премудрый говорит: «Имя грешников неблагое потребится. Пецытеся об имени, то бо пребывает паче тысяч сокровищ злата» (Сир. 31: 13).
«Побеждающий – говорит Господь в Апокалипсисе, – облечется в белые одежды; и не изглажу имени его из книги жизни, и исповедаю имя его пред Отцем Моим и пред Ангелами Его. Имеющий ухо да слышит» (Откр. 3: 5-6). И в другом месте: «Побеждающего сделаю столпом в храме Бога Моего, и он уже не выйдет вон; и напишу на нем имя Бога Моего и имя града Бога Моего, нового Иерусалима, нисходящего с неба от Бога Моего, и имя Мое новое. Имеющий ухо да слышит» (Откр. 3: 12-13).
«И узрят Лице Его, и имя Его будет на челах их» (Откр. 22: 4).

Знаменательно , что пост #144 включает
Новое Учение Книги Св Ап. Иоанна . Это ещё одна весть об Иконографии , о Церкви Агнца , и о многом другом с чем связано Воскресение Христово.
Во Славу Пресвятой Троицы !

КАКОЙ ХАЗАРИИ ПРОТИВОСТАЛА ТРЁХСОСТАВНАЯ РУСЬ (1)

ХОРЕЗМИЙСКИЙ СИНДРОМ

В нижнем течении Амударьи, вблизи Аральского моря складываются не позднее VII века до Рождества Христова Хорезмийская государственность. Уже в ранний период истории Хорезма создаются величественные памятники архитектуры, вобравшие в себя изваяния и фрески, и технически совершенные системы орошения, возникает оригинальная письменность (не позднее IV века до Р. X.) и чеканка собственной монеты (II в. до Р. X.).
Обладал Хорезм и военным могуществом; вполне вероятна достоверность предания о том, что Александр Македонский, который в 329 году до Р. X. вторгся в Среднюю Азию, не завоевал Хорезм, а заключил с ним союз. На протяжении 1500 лет, до VIII века по Р. Х., Хорезм оставался суверенным государством, хотя и бывали периоды, когда он, сохраняя определенную автономию, входил в состав той или иной крупной державы, в частности, Ирана; кстати сказать, Хорезм населяли тогда восточно-иранские племена.
События в Хорезме и даже в дальнем Иране имеют глубинную связь с событиями на Руси. Например, из шести главных богов языческого пантеона Руси, названы в летописи в следующем порядке: Перун, Хорс, Дажьбог, Стрибог, Симаргл, Мокошь, и Симаргл – явно иранского «происхождения», притом и Хорс, бог Солнца, был центральным объектом поклонения в домусульманском (то есть до середины VIII века) Хорезме.
Иранские «влияния» шли на Русь в разные времена и различными дорогами, но, очевидно, наиболее существен тот факт, что в начале IX века часть хорезмийцев, находившихся до этого времени в Хазарском каганате, переселилась, вернее, эмигрировала на Русь, и поскольку эти переселенцы были носителями высокой культуры Хорезма и духовной и материальной, и без осознания существенной роли хорезмийцев в ранней истории Руси мы многого не сможем понять.
Востоковед П. Г. Булгаков: «Развитию экономики, культуры и науки Хорезма в значительной мере способствовало положение его крупнейших городов на торговом пути, связывавшем Поволжье и другие земли Европы с Хорасаном, Ираном, центральными и южными областями халифата. По берегу Амударьи и по самой реке осуществлялась связь Хорезма с Термезом и другими городами юга Средней Азии, которые, в свою очередь, были связаны с Индией и Китаем. Археологические находки свидетельствуют о наличии торговых связей древнего Хорезма с такими дальними землями как Египет и эллинистическое Причерноморье».
Словом, Хорезм был одним из узловых пунктов раннесредневековой Евразии и, как доказывает виднейший швейцарский востоковед Адам Мец, до Х века евреи господствовали в торговле Запада и Востока, хотя после этого времени они «уже больше не упоминаются. В труде А. Меца собрано множество фактов о предшествующем господстве евреев в евроазиатской торговле: "…"город евреев" (Иахудийа) в Исфагане был деловым кварталом этой персидской столицы… Один еврей контролировал всю ловлю жемчуга в Персидском заливе… На Востоке их специальностью были также денежные дела… Мы располагаем сведениями о двух евреях-банкирах… Йусуфе ибн Пинхасе и Харуне ибн Имране, у которых в начале Х в. визир (то есть второе, после халифа, лицо в арабском государстве) сделал заем в сумме 10 тыс. динаров. Оба они, по всей вероятности, основали фирму, ибо смещенный в 918 г. визир Ибн ал-Фурат заявил, что он имеет на счету у обоих этих евреев 700 тыс. динаров". Наконец, «основной товар, поставляемый Европой, – рабы – являлся монополией еврейской торговли».

Исходя из всего этого, едва ли возможно оспаривать существенную роль евреев и в ранней торговле Хорезма. Один из виднейших русских востоковедов, К. А. Иностранцев, писал: "Название Хорезм применялось в древности как ко всей области по нижнему течению Амударьи, так и к главному городу, называвшемуся – по древним арабским географиям – также Кят. В среднеперсидском списке городов Ирана сообщается предание, по которому город Хорезм был основан «Нарсе, сыном еврейки…» Более того, «парсийские ученые Миночихердж и Моди передают это имя: „глава еврейской общины“…» Это "подтверждается сообщением о Хорезме… восходящем, вероятно, к истории Хорезма Бируни (крупнейший ученый-хорезмиец конца X-XI в. )… В этом сообщении говорится, что согласно персидским официальным хроникам сасанидского времени (то есть III-VII вв. ) этой областью… овладел один из родственников сасанидского царя Бахрам-Гура (правил Ираном в 421-439 гг.), главный начальник персидского войска… Этот персидский военачальник, родственник Бахрам-Гура, не может быть никто иной, как только Нарсе, брат этого сасанидского царя, сына Иедеджирда (иначе, Йездегерд; правил в 399-421 гг.) и дочери «эксиларха», то есть главы еврейской общины в Персии, и его (Бахрам-Гура) наместник в восточных провинциях Ирана".
Перед нами, заключает К. А. Иностранцев, «указание на существование в Хорезме еврейской общины». Стоит заметить, что Нарсе, имея еврейское происхождение лишь по материнской линии, считался тем не менее «полноценным» евреем и действительно мог быть главой еврейской общины в основанном им городе Хорезме-Кяте (в особенности потому, что его тесть являлся главой еврейской общины всего Ирана). К VIII веку эта община должна была играть немалую роль в Хорезме.

В самом начале VIII века в Хорезме совершается государственный переворот. Известнейший современный узбекский историк Я. Г. Гулямов говорит о нем следующее: "…в Хорезме, по-видимому, образовалась большая и сильная социальная группировка, возглавляемая Хуразадом ( Хурзад, родственник Чагана – тогдашнего правителя-хорезмшаха) и пользовавшаяся всей полнотой власти, в то время как власть хорезмшаха носила номинальный характер… Вероятно, смысл борьбы хорезмшаха и… Хуразада, опиравшегося на низшие слои дехкан (феодалов) и военнослужилое сословие, заключался в борьбе за власть, которая происходила между отживающим старым дехканством и новой системой".
К этому времени Арабский халифат уже подчинил себе южную часть Средней Азии и не раз пытался – хотя и тщетно – захватить Хорезм. Крупнейший тогда арабский полководец Кутейба ибн Муслим в 709 г. овладел Бухарой и готовился к походу на Хорезм. И в это время, оказавшись в безвыходном положении, «хорезмшах Чаган обратился к Кутейбе с жалобой на своего… родственника Хуразада… Кутейба с тысячью конников неожиданно явился к Чагану… Собрав войско, Хуразад принял сражение с Кутейбой, но попал в плен. Убив Хуразада, хорезмшах Чаган обратился к Кутейбе… с просьбой помочь ему расправиться с людьми Хуразада». В результате Хорезм оказался, наконец, в подчинении у Арабского халифата и, в частности, вынужден был позднее принять мусульманство, – хотя Кутейба поставил у власти (под арабским протекто-ратом) шаха из хорезмской династии.

С. П. Толстов обратил внимание на сообщение великого ученого-хорезмийца Бируни (973-1048), который писал о подавлении переворота в Хорезме, совершенного под руководством Хуразада: «И всеми способами рассеял и уничтожил Кутейба всех… ученых, что были среди них»; эти ученые, отметил С. П. Толстов, "фигурируют под именем хабр (множ. число ахбар), а это имя «хабири» и в древнем, и в совре-менном арабском имеет только одно значение – еврейский ученый, ученый раввин". Ясно, что эти самые «хабры» играли очень существенную роль в перевороте, совершившемся в Хорезме.
С. П. Толстов пишет: «Расправа Кутейбы с учеными Хорезма, беспрецедентная для этого этапа истории завоевания Средней Азии и особенно странная в связи с союзом завоевателя с местной, остающейся немусульманской династией, позволяет предполагать наличие союза между мятежными общинами и каким-то слоем местной интеллигенции, являвшейся идеологом движения». А поскольку этой «интеллигенцией» были «хабры», то есть еврейские ученые, именно иудаизм (возможно, по мысли С. П. Толстова, «не вполне „ортодоксальный“, приближенный к зороастрийским верованиям самих хорезмийцев») стал "идеологией мощного социального движения, возглавленного Хурзадом… и жестоко подавленного призванными хорезмшахом арабами… и не могло ли арабское завоевание привести к массовой эмиграции хорезмийских иудаистов в Хазарию?
.. Хазарско-еврейское предание Кембриджского документа, говорящего о воинственных иудеях-изгнанниках, делящих с хазарами боевые труды и, в конце концов, выдвигающих из своей среды царя-реформатора (утверждающего господство иудаизма в Хазарии), гораздо более вяжется с гипотезой о потерпевших поражение в борьбе с арабами иудаизированных хорезмийцах-повстанцах, чем с гипотезой о еврейских купцах-миссионерах из Причерноморья или Закавказья".

И далее об этих «повстанцах»-эмигрантах: «Изгнанные из Хорезма, они, опираясь на хазар, создали „новый Хорезм“ на Волге в виде Итиля, может быть, на месте какой-нибудь очень старой хорезмийской колонии или фактории, на месте пересечения трех путей (двух сухопутных и одного морского) из хорезмийских владений в Восточную Европу: на волжский водный путь и на Северный Кавказ, Дон и Черноморье».

По убеждению С. П. Толстова, переворот Хурзада в Хорезме был связан с идеологическим наследием знаменитого иранского движения конца V-VI века, вошедшего в историю под названием маздаизма (от имени его вождя – Маздака). Именно это учение и проповедывали потом везиготы в Асгарде и в готской Дании. Это было «социалистическое» или «коммунистическое» по своей направленности движение, преследующее цель установления экономического равенства и общности имущества – вплоть до обращения в «коллективную собственность» женщин (поскольку богатая знать владела большими гаремами)
В глазах С. П. Толстова существенное доказательство связи переворота Хурзада с маздаистской «традицией» состояло в том, что, согласно сообщению арабского историка Табари, Хурзад "расправился с хорезмийской знатью, отнимая у нее имущество, скот, девушек, дочерей, сестер и красивых жен".
С. П. Толстов усматривает определенное единство в целом ряде восстаний и движений «маздакитского» типа VIII-IX веков в данном регионе: помимо хорезмийских событий 712 года, речь идет о движениях Абу Муслима в Мерве 747 г.) и Сумбад-Мига в восточном Иране (с 775 г.), восстании «краснознаменных» в Горгане (с 778 г.; это едва ли ни первое в истории «обретение» красного знамени!), мятежах Муканны (с 770 гг.) в Бухаре. Хорошо известно, что в «первоначальном» движении самого Маздака большую и очень активную роль сыграла значительная часть иранских иудеев во главе с эксилархом (главой общины) Мар-Зутрой (этот сюжет освещен в ряде исторических исследований).

После разгрома движения маздакитов многие из них, в том числе и иудеи, бежали в Среднюю Азию и отчасти также на Кавказ; именно в потомках этих эмигрантов видят идеологов перечисленных выше движений VIII века – Абу Муслима, Муканны, «краснознаменных» и других; притом, помимо позднейшего (IX век) восстания Бабека в Азербайджане, дело идет о движениях именно в Средней Азии.

Вполне вероятно, что в числе иудеев, которые, в конце концов, возглавили Хазарский каганат, были и потомки участников маздакитского движения, оказавшихся на Кавказе; однако гораздо достовернее версия об их приходе к кавказо- хазарам из Средней Азии, где последователи маздакизма проявили себя и раньше, и гораздо активнее, нежели в Кавказском регионе. При этом необходимо отметить, что, встав во главе Каганата, иудеи не стремились насаждать маздакитский «коммунизм», который был нужен лишь тогда, когда задача состояла в сокрушении наличной государственной власти – как в Иране начала VI века или, позднее, в Хорезме начала VIII века. Так, у хазарского кагана, полностью подвластного иудейскому царю-каганбеку, был обширный гарем, и на него никто не покушался.
Термин «хабр» имел долгую и вполне однозначную традицию. В сказаниях об утверждении иудаизма в Химьяритском царстве, во многом похожем на Хорезм, нередко упоминаются хабры. Так, об одном из химьяритских царей сообщается, что он внял «увещаниям двух иудейских священников-хабров…» и «устроил… суд между жрецами-язычниками и хабрами»; или: «прибыв вместе с хабрами в Йемен, Асад решил сделать иудаизм официальной религией страны. Это вызвало недовольство химьяритов; …они убили его».
Как сказано в обобщающем труде, «по свидетельству источников, хорезмийцы… играли важную роль в политической и экономической жизни государства хазар. Хорезмийцы сосредоточивали в своих руках командование войсками хазар, 12-тысячная гвардия Хазарии состояла в основном из хорезмийцев. В столице хазар Итиле проживало более 20 тысяч хорезмийцев. Среди них были люди различных профессий – ремесленники, торговцы, чиновники, военнослужащие, представители культуры и искусства».
Наиболее существенно, что данные письменных источников об огромной роли хорезмийцев в Хазарском каганате в самое последнее время были прочно подтве-рждены археологическими исследованиям. Так, тщательное изучение остатков хазарских «городищ» на Северном Кавказе привело известного дагестанского археолога М. Г. Магомедова к следующим выводам. Крепости создавались хазарами в этих местах главным образом в VI-VIII веках. Третий, заключительный строительный период, в отличие от предыдущих, выделяется полной реконстру-кцией оборонительных сооружений с применением совершенно новых строитель-ных приемов. Подобная техника кладки стен является чужой для местных строи-тельных тенденций». Так, например, «башни, отделенные от крепостных стен, находят широкое применение в крепостном строительстве Средней Азии, особенно в фортификации Хорезма… не только в общих приемах, но и в отдельных деталях строительства фортификация древней Хазарии тяготеет к среднеазиатским традициям».
Таким образом концепция С. П. Толстова, основанная на факте массовой эмиграции из Хорезма в Хазарский каганат в начале VIII века находит очень существенное подтверждение. Западнотюркский каганат до прихода хазар на Кавказ, то есть до VI века, объединял их в Средней Азии, поблизости от Хорезма.

То, что нам известно о перевороте, совершившемся в начале VIII века под руководством родственника хорезмшаха Хурзада, ясно говорит: этот переворот поддержали значительные и очень активные силы Хорезма. Их непримиримость и к отстраненному от власти хорезмшаху, и, тем более, к ворвавшимся в страну по предательскому зову последнего арабским войскам побудила тех, кто не погиб в схватке, эмигрировать в хазарский каганат.
Связи Хорезма и тюркского Каганата, несомненно, существовали и ранее (вспомним, что хазары – по сведениям ал-Хорезми – первоначально кочевали вблизи Хорезма, у Сырдарьи).
Вместе с тем на плечах хорезмийцев в Каганат пришли и иудеи (в том числе те «хабры», которых, по сообщению ал-Бируни, «рассеял» Кутейба); характерно, что вначале они не выделялись из общей массы эмигрантов и даже будто бы отказались от иудаизма: лишь позднее иудеи открыто выдвинули на первый план свою религию и затем встали во главе Каганата.

Окончательный захват арабами Хорезма совершился в 712 году; по-видимому, в том же или в следующем году эмигранты добрались до кавказского центра Кагана-та, до прикаспийской части Северного Кавказа. А решающий шаг к утверждению иудаизма в Каганате был сделан, согласно мнению ряда историков, после 764 года.
ИДЕЙНЫЕ ОСНОВАТЕЛИ ХАЗАРИИ

В так называемом Кембриджском послании некоего хазарского иудея, написан-ном через два столетия, в 940-950-х годах, история эмигрантов из Хорезма освеще-на, несмотря на дефекты рукописи, достаточно ясно. Правда, начало послания, повествующее о неких врагах, захвативших страну, где жили прежде, до переселе-ния в Каганат, эмигранты, не сохранилось.
Далее же сообщается следующее:
"И бежали от них (от врагов) наши предки… потому что не могли выносить ига идолопоклонников (в устах иудеев это вполне могли быть арабы-мусульмане). И приняли их к себе… казарские… И они породнились с жителями той страны и… научились делам их. И они всегда выходили вместе с ними на войну и стали одним с ними народом. Только завета обрезания они держались, и некоторые из них соблюдали субботу… И оставались они в таком положении долгое время".
Далее сообщается, что во время очередной войны с арабами «один еврей выказал в тот день необычайную силу мечом и обратил в бегство врагов, напавших на казар. И поставили его люди казарские, согласно исконному своему обычаю, над собою военачальником». Позднее он и начал утверждать в Каганате иудаизм.

Еврейские источники свидетельствуют, что до определенного времени пришедшие в Каганат иудеи исповедовали свою религию втайне: «…они молились в пещере и… учили своих детей молиться в пещере вечером и утром».
Крупнейший иудейский философ конца XI-XII века Иегуда Галеви писал в своей «Хазарской книге», основываясь, как он сам отметил, на бывшей в его распоря-жении «хазарской летописи», что "царь и визирь пошли… на пустынные горы у моря (очевидно, Каспийского)… нашли ночью ту пещеру, в которой некоторые из иудеев праздновали каждую субботу… совершили над собой в этой пещере обрезание", а затем вернулись к хазарам, «настойчиво держась иудейской веры, но скрывая в тайне свое верование». Уже впоследствии «они обнаружили свои сокровенные мысли, осилили остальных хазар и заставили тех принять иудейскую веру» (речь идет, конечно, не о хазарском племени вообще, а о высшей знати). Затем они «победили своих врагов и завоевали разные страны» и «многочисленно стало их войско, дойдя до сотен тысяч».
В одном из еврейско-хазарских посланий принявший иудаизм военачальник, сумевший стать вторым лицом в Каганате, назван по имени – Булан, что означает по-тюркски «олень» По преданию, к Булану явился ангел, призвавший его утвердить иудейскую веру. Булан попросил ангела – "Явись… главному князю их (хазар), и он поможет мне в этом деле". Речь идет, очевидно, о верховном хазарском правителе – кагане; Булан же, после своей блистательной победы, был возведен в сан царя или, иначе (титулы, варьируются), шада, бека (каганбека).
Сообщается также, что византийский император и арабский халиф, узнав об утверждении иудаизма в Каганате, отправили туда послов с тем, чтобы побудить хазар отказаться от этой религии; однако Булан сумел противостоять их уговорам.
И еще одна характерная деталь: отец жены Булана, «человек праведный в том поколении, наставил его к пути жизни». Это, конечно, был один из хабров, которые упоминаются и в сообщениях об утверждении иудаизма в V-VI веках в Химьяритском царстве, и в сведениях о свержении арабами Хурзада в Хорезме.
В еврейско-хазарской переписке сообщается, что Булан захватил город Ардвил и забрал оттуда золото и серебро для строительства иудейского храма в Каганате. Вместе с тем из других источников известно, что в 730-731 годах хазары захватили город Ардебиль в Закавказье, в так называемой Кавказской Албании (т.е. в Азербайджане). Между тем в то время Хазарский каганат еще оставался верным союзником Византии (так, в 732 году сын императора взял в жены дочь кагана), и едва ли это было бы возможно, если бы Каганат уже стал иудаистским.
Первое открытое обращение к иудаизму в Каганате произошло после 763-764 годов, когда хазары, согласно сведениям ряда арабских и армянских источников, еще раз вторгались в Кавказскую Албанию под руководством хорезмийца Астархана (или, иначе, Растархана-Ражтархана), в ряде источников называемого также «царем». «Тархан» означает «благородный, знатный», а также «правитель».
Во всяком случае, «Ас(рас)тархан» – это скорее обозначение титула, нежели имя. Один из лучших современных арабистов, Т. М. Калинина, говоря о бесспорных тесных связях Хазарского каганата с Хорезмом в IX веке и позже, отметила, что связи эти восходят «к гораздо более раннему времени», – очевидно, еще к V-VI векам, когда хазары обитали вблизи Хорезма.
Что же касается «хорезмийца Астархана», есть все основания полагать, что он и Булан – одно и то же лицо; просто в одном случае употребляется тюркское имя, которым его называли, возможно, за воинские достоинства (скажем, быстр в атаке, как олень) хазары, а в другом – его начальнический титул, под которым он стал известен арабам и армянам и был запечатлен в их хрониках типа бека.
Что же касается первого иудейского царя Каганата, о нем сказано в Кембриджс-ком послании, что "его склонила на это (принятие иудаизма) жена его по имени Серах (еврейское имя), и она научила его" – с помощью ее отца-хабра. В сочинении Иегуды Галеви, как уже упоминалось, сообщается даже, что только после своего воцарения этот – в будущем иудейский – царь принял иудаизм, а затем «царь и его визирь… тонко, мало-помалу… открыли тайну некоторым из своих приближен-ных людей».
Так приоткрывается загадка постепенного «мирного» перехода Каганата к господству иудаизма. Тот, кого звали Буланом и Астарханом, возможно, был не евреем, а хорезмийцем, женатым на еврейке Серах и, в конце концов, тайно принявшим иудаизм. В связи с этим становятся ясными и причины высокой цивилизованности Каганата: многие руководящие военные, государственные, деловые должности занимали в нем эмигранты-хорезмийцы – «воспитанники» одной из наиболее высокоразвитых в то время цивилизаций – и их потомки, которым они передали свой опыт.
Окончательная победа иудаизма в Хазарском каганате совершилась при внуке Булана-Астархана – царе Обадии, у которого, по-видимому, еврейкой была не только бабушка (жена Булана Серах), но и мать (жена сына Булана). Он правил в самом конце VIII – начале IX века.

Царь (по-хазарски каганбек) Обадий (или Обадия) утвердил иудаизм в полном объеме; «Он обновил царство и укрепил веру согласно закону и правилу. Он выстроил дома собрания (то есть синагоги) и дома учения (хедеры) и собрал множество мудрецов израильских». Произошло это, скорее всего, в самом начале IX века. Но окончательное утверждение иудаизма в качестве государственной религии означало вместе с тем и сосредоточение всей полноты власти в руках Обадия. Из целого ряда источников известно, что и верховный правитель Каганата – тюркский каган – к этому времени принял иудаистскую религию. Но при Обадии ему была оставлена только символическая верховная власть, а реальные бразды правления находились с этих пор у «второго лица» в государстве, который именовался «каганбек» или «шад» («ишад»), а по-еврейски – «мэлэх» («царь»).

КАКОЙ ХАЗАРИИ ПРОТИВОСТАЛА ТРЁХСОСТАВНАЯ РУСЬ (2)

ЮЖНОАРАВИЙСКОЕ ЦАРСТВО ХИМЬЯРИТОВ И СОБЫТИЯ 614-го года
Малоизвестен факт – установления господства иудаизма в Химьяритском царстве, существовавшем со II века до нашей эры и до VI века нашей эры (когда оно было присоединено к Ирану) в Юго-Западной Аравии.
В IV-V веках Химьяритское царство в Йемене стало христианским. Один из современных продолжателей трудов Н. В. Пигулевской сообщает: "В 40-50-х годах IV века… в Южной Аравии проповедовал Феофил Индус, посланный туда императором (византийским) Констанцием (337-361)… Феофил обратил в христианство аравийского этнарха (правителя), и построил церкви… Однако значительное влияние… эта религия получила лишь в V в., после чего важнейшие политические события Южной Аравии были связаны с борьбой между иудаизмом и христианством".
В центре внимания Н. В. Пигулевской в 1930-х годах было ценнейшее, но почти не изученное у нас наследие высокой культуры раннесредневековой Сирии, которой она посвятила целый ряд своих трудов. В одной из переведенных и опубликованных ею сирийских хроник содержится сообщение (которое, кстати сказать, находит подтверждение и в византийских, и в иудейских источниках), раскрывающее крайнюю, даже, можно сказать, неправдоподобную непримиримость раннесред-невекового иудейства по отношению к христианству. Это, своего рода, предыстория иудаистского Хазарского каганата. Речь идет здесь о событиях 614 года, то есть о времени накануне образования Хазарского каганата (тогда еще отнюдь не иудаистского); в это время разразилась очередная война между Византией и Ираном, и иудеи всеми возможными средствами поддерживали Иран, в то время как кавказо-хазары в этот период, не позднее, 622 года, выступали, напротив, в качестве союзников Византии). Дело в том, что немного ранее в VI веке совершилось утверждение власти иудеев в южноаравийском (на территории нынешнего Йемена) царстве химьяритов, в результате чего последовала непримиримая борьба иудаизма с христианской Византией.
И вот сообщение сирийской хроники о 614 годе:
"…осадил Шахрбараз (иранский полководец) Иерусалим город (принадлежавший тогда Византии) и покорил его мечом… Иудеи же, из-за своей вражды, покупали их (христиан) по дешевой цене, и они убивали их". Покупать у иранских воинов пленных христиан не для того, чтобы использовать их в качестве рабов, но для того, чтобы испытать наслаждение, убивая их, – это, в самом деле, нечто беспримерное даже в истории крайних проявлений религиозной вражды. Сведения об этих событиях содержатся также и в византийских хрониках, созданных Феофаном Исповедником и Георгием Амартолом, и в еврейской хронике Григория Бар-Гебрея (то есть еврея), который писал о византийско-иранской войне 614 года: «Евреи покупали христианских узников… и со злостью убивали их» (Еврейская энциклопедия. – СПб, 1908-1913, т. 5, стлб. 548). Но правдивость этих источников подвергалась сомнению как тенденциозных: византийцы стремились, мол, опорочить евреев, а Бар-Гебрей, напротив, похвастать их упоенной жестокой местью византийцам.
Сирийская хроника ценна как беспристрастный «сторонний» источник, подтверждающий, в частности, истинность византийских и еврейских хроник (впрочем, есть еще и другой «независимый» свидетель – египетский хронист начала IX века Евтихий, но его «Анналы» почти не введены у нас в научный оборот).
Необходимо пояснить, что Химьяритское царство было самым цивилизованным государством всего арабского региона: «…наиболее развитой земледельческой областью Аравии, с весьма продолжительной традицией оседлой жизни, был Йемен. Еще в I тысячелетии до н.э. …Южная Аравия была процветавшей цивилизованной страной. В этой стране наряду с земледелием (высокий уровень которого обеспечивала сложная система ирригации) получило развитие ремесленное производство и торговля… Население древнего Йемена… создало свою оригинальную культуру, в том числе самобытную буквенную письменность… о былой высокой культуре древнего Йемена свидетельствуют развалины великолепных дворцов и храмов и остатки грандиозных оросительных сооружений».
Более того, «йеменские царства участвовали в мировой политике столетиями. – Они представляли собой естественный центр как сухопутной, так и морской торговли, которая осуществлялась с помощью судов, курсировавших между Красным морем и Индийским океаном. К ним вели караванные пути из Сирии и Египта» и т. д. Словом, у иудаизма были веские основания стремиться подчинить себе эту страну.
В 517 году Йусуф Зу Нувас (Масрук) – сын принадлежащего к высшей знати химьярита и еврейки – захватил власть и объявил себя царем. В работе Н. В. Пигулевской приводится его послание о победе над химьяритами – послание, оправленное союзнику Зу Нуваса – царю государства на границе с Ираном – Хиры (Хирты): "…я воцарился над всей землей химьяритов… Я убил 280 священников, которых нашел… и я сделал их церковь нашей синагогой. Затем… я отправился в Негран, город в их государстве. Я осаждал его в течение нескольких дней и не взял. Тогда я дал им клятвенное обещание, считая, что не следует быть верным христианам, моим врагам. Я схватил их, с тем чтобы они принесли мне свое золото, серебро и имущество. И они доставили это мне, и я взял это. Я спросил относительно их епископа Павла; они сказали мне, что он умер, но я им не поверил, пока мне не показали его гроб. Смердели его останки, и я сжег их, а также церковь, священников и всех, кого нашел укрывающимися в ней. А прочих я принуждал, чтобы они отреклись от Христа и от креста (речь идет, как ясно из контекста, о химьяритской знати), но они не захотели, ибо они исповедовали, что он Бог и Сын Благословенного, и они избрали для себя смерть ради Него… и я приказал убить всех их знатных. Привели к нам их жен, и мы сказали им, чтобы они отреклись, видя смерть своих мужей за Христа, пожалели бы своих сыновей и дочерей, но они не захотели. Дочери Завета (монахини) стремились, чтобы сначала убили их, но жены знатных разгневались на них и сказали: нам следует умереть после наших мужей. И все они были убиты по нашему приказу, кроме Румы, жены того, кто собирался быть там царем. Мы… убеждали ее, чтобы она отреклась от Христа и осталась жить, жалея своих дочерей, и что она сохранит все, что имеет, если станет иудейкой… я всячески хитростями убеждал ее отречься от Христа, чтобы она только сказала, что Он человек (а не Бог), но она не захотела. Одна же из дочерей выбранила нас за то, что мы это говорили… Я же приказал для устрашения прочих христиан, чтобы распростерли их на земле, и ее дочери были избиты так, что кровь у них пошла изо рта. После этого была отсечена у нее голова".
Свидетель этих событий химьяритский христианин сообщил, что в Негране «были убиты 340 знатных», отказавшихся перейти в иудаизм. Но Йусуф Зу Нувас смог удержаться у власти всего несколько лет. Его беспощадная акция против христиан вызвала широкое возмущение, особенно в соседствующем с Химьяритским царством сильном христианском государстве кушитов, расположенном на нынешней территории Эфиопии. В уже цитированной хронике сообщается: «После того как царь кушитов… узнал о гибели христиан и тирании иудеев, он распалился гневом, взял свои войска и выступил против тирана. Он захватил его, убил его, уничтожил его войска и всех иудеев в земле химьяритов. Он также поставил там царем ревностного христианина по имени Авраам» (цит. соч., с. 128).
Это произошло в 525 году, и нет сомнения, что в огромной тогда общине иудеев близкого к Химьяритскому царству Ирана (она была в то время более многочисленной, чем где-либо еще) хорошо знали о событиях в этом царстве. И в конечном счете именно из Ирана пришли те иудеи, которые сумели подчинить себе Хазарский каганат. И, быть может, именно исходя из опыта их предшественника Зу Нуваса, они избрали путь медленного и мирного овладения ключевыми позициями в Каганате.
В том же Йемене, то есть Химьяритском царстве «иудеи жили… по крайней мере со II в. н. э., есть сообщения о частых переездах в Йемен иудейских священников из Тивериады, наконец, «в Южной Аравии… издавна существовали иудейские торговые колонии, зафиксированные источниками, в частности, во II и IV вв. н. э. Итак, казалось бы, в Химьяритском царстве были вполне благоприятные условия для перехода к иудаизму. Тем не менее попытка такого перехода, как мы видели, обернулась жестокой кровавой драмой и быстрым крахом.
ПОВОЛЖСКИЙ КАГАНАТ ХАЗАР
Вместе с установлением господства иудаизма создается цивилизация Поволжского Каганата.
В последних исследованиях со всей убедительностью доказано, что во-первых, евреи, определившие резкое изменение самой сути Каганата, пришли не из Византии, а с арабского Востока (хотя позднее появились и эмигранты из Византии); во-вторых, хазары в своем абсолютном большинстве вовсе не принимали иудаизм; в третьих, утверждение иудаизма в качестве господствующей религии отнюдь не было «охотным», добровольным, и быстро осуществившимся.
Многое здесь вполне доказательно выяснено в трактате М. И. Артамонова «История хазар» (1962). Эта книга была в своей основе создана еще в конце 1930-х годов. Однако, как свидетельствует автор позднейшей монографии о хазарах, вышедшей в 1990 году, «фундаментальную работу Артамонова и в 60-е годы опубликовать стало возможным только в Ленинграде, где Артамонов в то время занимал пост директора Эрмитажа, в издательстве которого монография и увидела свет. М. И. Артамонов через год после выхода его «Истории» был освобожден от должности директора Эрмитажа и в дальнейшем стал заниматься, в основном, не «опасной» историей древних скифов…

Ученый писал во «Введении» к трактату: Мне, вероятно, лучше, чем кому-либо другому, известны недостатки моей работы…" Но в ней четко сказано, что утверждение господства иудаизма вовсе не было добровольным, «охотным», а напротив, вызвало, по определению М. И. Артамонова, «беспощадную» гражданскую войну в Каганате (глава 17 «Истории хазар» так и названа – «Гражданская война в Хазарии»).

М. И. Артамонов писал: "Иудаизм – национальная религия; дух и буква иудейского закона не допускают прозелитизма (то есть принятия в свое лоно «инородцев»), хотя в древности наблюдались факты обращения иноплеменников, но это противоречило принципу «избранного народа». В средние века обращение в иудаизм могло совершиться лишь в том случае, если неофит имел предка еврея; не исключалась возможность того, что предок был вымышленным".
Иудаистская религия «стала религией хазарского правительства и части хазарской знати, но она никогда не превращалась в религию хазарского народа, точнее, тех племен, которые входили в состав Хазарии. Иудейская религия не вытеснила ни старого язычества, ни христианства, ни мусульманства»

В 1978 году в Лондоне вышло сочинение широко известного автора А. Кестлера (выходца из Австро-Венгрии) "Тринадцатое колено. Хазарская империя и ее наследие". Книга имела всемирный резонанс, и многие уверовали в то, что основная масса современных евреев – потомки хазар. Однако эта «концепция» совершенно не выдерживает сопоставления с реальностью. Дело уже хотя бы в том, что в многочисленных исторических источниках (главным образом арабских), содержащих сведения о Хазарском каганате, его население характеризуется не по национальной, племенной, а по религиозной принадлежности, и все эти источники согласно свидетельствуют, что приверженцы иудаизма составляли весьма незначительное меньшинство населения Каганата (и даже самой его столицы).
Еврейское население Европы переселилось туда не из Хазарии а из Ирана, через какое-то время после завоевания его арабами (в VII веке).
В Иране к VII веку была огромная по тогдашним масштабам еврейская община – более 600 тыс. человек и, как свидетельствует средневековая иудейская хроника «Emek ha-Baka», «спаслись бегством многочисленные евреи из страны Парас (Персия), как от меча, и двигались они от племени к племени, от государства к другому…».
Поскольку иудаизм – принципиально племенная, национальная религия, которая никак не могла принять в себя разноплеменное население Каганата, и поскольку тысячу лет назад немыслимо было заставить людей вообще отказаться от религии («прогресс» дорос до этого на территории России лишь в XX веке…), правители Каганата «мирились» с существованием иных религий. Но мирились только до того момента, когда другая религия могла составить для них прямую конкуренцию. Так, совершенно точно известно, что в 932 году власти Каганата силой заставили алан отречься от христианства (к которому аланы – будущие осетины – вернулись позднее, после разгрома Каганата Святославом).
Правителям Каганата приходилось все же умерять свою борьбу с иной религией. Арабский посланец в Волжскую Булгарию (в 922 году) Ибн-Фадлан рассказал, что в это самое время "дошла весть до царя хазар… что мусульмане разрушили синагогу, бывшую в усадьбе аль-Бабунадж … он приказал, чтобы минарет (соборной мечети Итиля) был разрушен, казнил муэдзинов и сказал: «Если бы, право же, я не боялся, что в странах ислама не останется ни одной синагоги, которая не была бы разрушена, обязательно я разрушил бы мечеть».
Один из наиболее осведомленных арабских авторов первой половины Х века, Масуди, писал о принявшем на рубеже VIII-IX веков иудаизм хазарском царе: "Ряд евреев примкнул к нему из… мусульманских стран и из Византийской империи. Причина (последнего) в том, что император, правящий ныне, (т. е. в 943), и носящий имя Арманус (Роман), обращал евреев своей страны в христианство силой и не любил их, и большое число евреев бежало из Рума (Византии) в страну хазар".
Император Роман правил с 919 года и, следовательно, именно к этому позднему времени относится крупная эмиграция евреев из Византии.
В Хазарском каганате создалась некая совершенно особенная ситуация, которая обеспечила победу иудаизма, – несмотря даже на предшествующее этому широкое распространение христианства в крымокавказских секторах Каганата. Особенно существенно, что иудаизм в Каганате поначалу пришел к господству (в конце VIII века) не насильственным, а, по-видимому, вполне мирным путем (ибо никаких сведений о насилиях не имеется), и лишь позднее, уже в IX веке, началась жестокая война между новым – иудаистским – правительством и «коренными» предводителями Каганата.
Что же предшествовало этому?

КАКОЙ ХАЗАРИИ ПРОТИВОСТАЛА ТРЁХСОСТАВНАЯ РУСЬ (3)

ТУРКСАНТ

В царствование Юстина II, именно в 568 году, в Константинополь прибыло посольство из-за Каспийского моря от Турок, и вот по какому поводу (Менандр in Excerptis de Legationibus). Турки покорили Согдаитов, обитавших в стране, занятой теперь ханством Бухарским (древняя Согдиана). Согдаиты были народ промышленный и торговый, который между прочим вел торговлю шелком. По их просьбе турецкий хан Дизавул отправил посольство к знаменитому персидскому царю Хозрою с предложением своего союза и с просьбой дозволить Согдаитам свободно торговать шелком в пределах персидских. Но, по совету Катульфа (того самого, который предал Туркам своих соплеменников Эфталитов, а потом бежал к Персам), Хозрой отверг эту просьбу и не пожелал быть в союзе с Турками. Тогда князь согдаитский Маньяк предложил Дизавулу отправить посольство к императору Византийскому, говоря, что союз с ним будет выгоднее для Турок, а шелк у Греков в большем употреблении, чем у других народов. Маньяк вызвался сам руководить этим посольством. Дизавул послушал и отправил его, снабдив дружеским письмом, а также богатыми подарками из шелковых тканей. Посольство это должно было проходить многие страны, болотистые пространства, лесистые земли и высокие Кавказские горы, покрытые туманами и снегами. Наконец после долгого странствия они достигли Константинополя. Подарки и письмо были ласково приняты Юстином. Император много расспрашивал о турецком государстве. Послы отвечали, что оно делится на четыре владения или ханства, но что верховная власть над всеми принадлежит Дизавулу; рассказывали о покорении им сильного народа Ефталитов и о завоевании их городов. Затем перевели речь на Авар, вопрос о которых составлял одну из задач посольства. Турки считали Авар своими беглецами и просили императора не принимать их в союз и не давать им земель; при этом они сообщили, будто число бежавших от них Авар простиралось до 200 000. Маньяку действительно удалось заключить союзный договор с византийским правительством. Союз этот имел будущность, потому что у Турок и Византийцев оказался один общий неприятель, могущественный царь Персидский.
Вслед за первым турецким посольством в Византию, последовало и первое византийское посольство к Туркам. Чтобы скрепить новый союз, император, при возвращении турецких послов в Азию, отправил с ними киликийца Земарха, который тогда начальствовал в восточных городах. Последуем за Менандром в его любопытном описании этого посольства.
Земарх и Маньяк покинули Византию в августе следующего 569 года. Много дней провели они в дороге, наконец прибыли в страну Согдаитов. Здесь встретили их заклинатели, которые почитались охранителями от всяких зол и бедствий. Приблизясь к Земарху и его спутникам, они начали шептать какие-то слова, ударяя в бубны и потрясая колокольчиками, а также производя окуривание ладаном. Они с неистовым шумом делали движения, которыми как бы прогоняли все, что иноземцы могли принести с собой зловредного. Затем самого Земарха обвели вокруг священного пламени, который имел очистительное значение. По совершению этих обрядов, посольство в сопровождении особо назначенных для того людей продолжало путь к той местности, которая называлась Экстаг, что означало: "Золотая гора"[106]. Она служила тогда местопребыванием главного турецкого кагана, и здесь в одной долине расположено было его жилище. Послы были введены в ханский шатер и предстали пред лицом Дизавула. Палатка его была обита ярко-пестрыми коврами, а каган сидел на блиставшей золотом колеснице, которая служила ему троном. Совершив обычные поклоны и представив императорские дары, Земарх от имени своего государя произнес высокопарное приветствие, а также пожелания постоянной победы над врагами и неизменной дружбы между Римлянами и Турками. Дизавул отвечал такими же пожеланиями всякого благополучия для Римлян. Послов пригласили после того к ханскому пиршеству, за которым прошел весь остаток дня. Но их угощали не виноградным вином, к которому они привыкли, а каким-то особым варварским напитком, впрочем на вкус очень сладким (медом).
На другой день угощение происходило в иной ханской ставке, которая также была изукрашена шелковыми тканями с разными на них изображениями. Посредине расставлены были дорогие сосуды, вазы и золотые кувшины с напитками. Дизавул восседал на золотом ложе. Следующее угощение происходило опять в ином шатре, который был утвержден на деревянных столбах, покрытых золотыми листами, азолотое ложе кагана покоилось на четырех павлинах из того же металла. У входа стояли многие колесницы, наполненные серебряною посудой и серебряными изваяниями животных, которые красотой и изяществом не уступали византийским изделиям этого рода и которые каган очень любил. Вся эта масса золотых и серебряных вещей свидетельствовала о промышленности и богатстве городов Средней Азии, разграбленных турецкими завоевателями, или присылавших им большие дары, чтоб избавиться от их грабежа.
Дизавул щедро одарил византийское посольство, а самого Земарха почтил молодою пленницей из племени Керхис (Киргиз?). Отправляясь в поход против Персов, каган взял с собою посла с частью его свиты; эта часть состояла из 20 человек. Во время похода на встречу Дизавулу прибыло персидское посольство. Когда оно вместе с римским было приглашено к столу кагана, то послу римскому воздавалось более почестей, чем персидскому, и первый был посажен на более почетное место. Во время пира зашла речь о причинах ссоры Турок с Персами. Дизавул возвысил голос и начал осыпать упреками поведение Персов. Но и персидский посол, забыв соблюдаемый за столом обычай молчания, начал резко возражать, чем привел кагана в сильный гнев; впрочем, он ограничился только бранью. После того персидское посольство было отослано назад, а каган продолжал свой поход. Но Земарха он отпустил в отечество и вместе с ним отправил в Византию новое турецкое посольство, главою которого назначен был некто Тагма, имевший сан тархана, так как Маньяк в это время умер. По своей благосклонности к умершему, каган назначил его сына по имени также Маньяка, товарищем посла; молодой человек имел также достоинство тархана. Прямою целью вторичного турецкого посольства было упрочить союз с Римлянами и побудить их к немедленной войне против Персии. Когда в Туркестане распространилось известие о новом посольстве в Византию, то князь какого-то племени Холитов (Хвалитов, Хвалисов?) просил у Дизавула позволения отправить и с своей стороны несколько человек ради знакомства с Римским государством; остальные начальники племен обратились с той же просьбой. Очевидно, на востоке в то время еще сильно было обаяние римского имени и греко-римской цивилизации. Дизавул дал позволение одному только начальнику Холиатов. В городе этого племени Земарх промедлил несколько дней и послал отсюда вперед себя гонца, чтоб уведомить императора об успехе своего посольства. Гонец взял с собой, кроме собственных людей, еще 12 Турок и поехал той же дорогой, хотя пустынной и безводной, но более короткой, то есть мимо южных берегов Каспийского моря. А сам Земарх, вероятно из опасения попасть в руки Персов, с остальной свитой направился окольным путем вокруг северной части того же моря. В 12 дней, по песчаным, холмистым и местами топким краям, караван достиг реки Гих (Аму или Сырь-Дарья?); затем миновал реку Даих (Яик?), и по топкому Каспийскому прибрежью достиг реки Аттила (Волга), откуда прибыл в степи Угуров. Князь этого племени, находившийся под рукой Дизавула, наполнил водой мехи путников, так как им предстоял еще путь по тем безводным степям, где в наше время кочуют Ногайцы и Калмыки. Тот же угурский князь предупредил Земарха, что где-то за рекой Кофен (Кубань?) в лесистых местах скрывается 4 000 Персов, которые устроили засаду, что-бы захватить в плен посольство. Вследствие того, когда Римляне приблизились к болотам, с которыми сливается река Кофен, они остановились и выслали лазутчиков, чтобы проверить слух о персидской засаде. Лазутчики воротились и донесли, что никого не видали. Тем не менее посольство двинулось в страну Алан с большим опасением, потому что боялись племени Горомосхов. Но Алане и народы внутреннего Кавказа пока сохраняли свою независимость. Вместе с тем еще не упоминается о покорении Утургуров или азовско-черноморских Болгар.
За этим первым греко-римским посольством к Туркам последовал целый ряд других. Византийское правительство, очевидно, дорожило своими союзниками против могущественной монархии персидских Сассанидов. Наиболее замечательное после Земарха посольство было предпринято Валентином, спустя ровно десять лет. Описание его составлено тем же Менандром; уже сам факт описания свидетельствует, что это посольство было более торжественное, чем другие предшествующие ему, и вообще имело более значения. Официальной задачей его было возвестить турецкому кагану о восшествии на престол императора Тиверия, Юстинова преемника, и подтвердить союз, заключенный с Дизавулом против Персов. Кроме того, из хода событий выясняется, что Византия чувствовала теперь особую потребность дружеских отношений с Турками, ибо завоевания их все более и более расширялись на запад от Каспийского моря, так что грозили захватить и сами греческие владения в Тавриде и на берегах Боспора Киммерийского.
В число своих спутников Валентин выбрал и 106 Турок. Надобно заметить, что в Константинополе тогда проживало их довольно большое количество; они прибыли сюда в разное время, по разным поручениям, и преимущественно в свите возвращавшихся греческих послов, то есть Земарха, потом Ананкаста, Евтихия, Геродиана, Павла Киликийца и того же Валентина, который в 579 году ехал послом уже во второй раз. Валентин, бывший одним из приближенных императора Тиверия, сел с своим посольством в Константинополе на скороходные "олькады" (olcades, ладьи?) и вдоль азиатского берега направился к Синопу; а отсюда повернул на север к Херсонесу и таким образом пересек Черное море в самом узком его месте. Из Херсонеса он, вдоль юго-восточных берегов Тавриды, достиг страны Апатуров и других племен, живших на песчаныхАпатуров и других племен, живших на песчаных берегах Киммерийского Боспора и Тамани[108]. Здесь посольство с судов пересело на коней и продолжало свой путь посреди болотистых низменностей реки Кубани, поросших камышом и отчасти лесом. Тут оно миновало страну Анкагас, названную по имени своей царицы, которая управляла туземными Скифами под рукой Анагая, начальника племени Утургуров. После долгого и трудного пути посол прибыл наконец в те места, где непосредственно властвовал Турксант; так именовался каган одной турецкой орды, и именно той самой, которая расположилась в степях между Волгой и Кавказом.
Представ пред лицо Турксанта, Валентин с обычным византийским витийством приветствовал кагана и изложил цель своего посольства. Но прием, ему оказанный, совсем не походил на тот, с которым был встречен Земарх. Обстоятельства уже несколько изменились. Посольство имело в виду все того же Дизавула; но последний только что умер перед прибытием послов, а сын его Турксант нравом своим не походил на отца. По всем признакам это был жестокий, высокомерный деспот. Притом Турки, повидимому, уже несколько разочаровались в дружбе Византийцев, имея случаи ознакомиться с их льстивой дипломатией и с их коварной, по отношению к другим народам, политикой. Очевидно, в борьбе с Персией Византийцы старались загребать жар преимущественно руками Турок, кроме того, повод к неудовольствиям подавали двусмысленные отношения Византии к Аварам, которых Турки продолжали считать своими беглыми рабами.
На речь Валентина Турксант отвечал упреками и угрозами. Он показал ему свои десять пальцев, и сказал: "Вы, Римляне, с разными народами употребляете десять разных языков; но все они суть одна и та же ложь". В язвительных выражениях он распространился о том, как Римляне, обольстив какой-нибудь народ сладкими речами и заставив его очертя голову броситься в опасности, потом пренебрегают им и стараются только воспользоваться плодами его трудов. "И государь ваш, - прибавил он, - заплатит мне за то, что, ведя со мною дружеские переговоры, он в то же время принял в свой союз наших рабов Вархонитов (Авар). А вы, Римляне, зачем послов своих отправляете ко мне через Кавказ и говорите, что нет другой дороги? Вы делаете это для того, чтобы трудностью пути отвратить меня от нападения на вас самих. Но я очень хорошо знаю, где текут Днепр, Истр и Герб, через которые перешли наши рабы Вархониты, чтобы вступить в вашу сторону. Я знаю также и ваши силы. Мне же повинуется вся земля, которая начинается от первых солнечных лучей и кончается с последним (т. е. от востока до запада). Посмотрите, несчастные, на Аланский народ и даже на сами племена Утригуров. Одаренные крепостью тела и дерзостью духа, гордые своими многочисленными дружинами, они вступили в борьбу с непобедимым Турецким народом, однако обманулись в своих надеждах и теперь находятся в числе наших рабов".
На эти грозные слова Валентин отвечал смиренной речью. Он указал на обычаи всех народов, охраняющие особу послов; просил кагана смягчить свой гнев, не упрекать во лжи императора и напоминал о дружбе Римлян с его отцом Дизавулом, который первый, по собственному желанию, отправил к ним посольство, предпочитая римский союз персидскому. В заключение аудиенции Турксант заметил послам, что так как они прибыли в печальное время, то есть вслед за смертью его отца, то и им надлежит почтить память умершего по обычаю турецкому, то есть изрезать себе лица. Валентин поспешил исполнить желание варвара: он и его свита исцарапали свои физиономии остриями мечей. В один из этих дней печали Турксант, между прочим, принес в жертву покойному отцу четырех пленных Гуннов. Он велел умертвить их вместе с отцовскими конями, причем громким голосом поручил им отправиться к отцу вестниками от его народа. Когда все погребальные обряды были исполнены, Турксант допустил послов к себе для переговоров и затем отправил их во внутренние турецкие владения к своему родственнику Тарду. Последний имел пребывание на Золотой Горе, следовательно, после Дизавула остался старшим в княжеском роде, то есть, верховным каганом.
Между тем как римское посольство пребывало у Турок, Турксант находился в открытой войне с Римлянами. Войска его предприняли завоевание греческих городов на Киммерийском Боспоре. На берегах пролива уже стоял лагерем подручный Туркам князь утургурский, Анагай, с войском собственным и турецким; кроме того, Турксант в бытность у него Валентина послал с новыми силами своего военачальника, Бохана, для скорейшего завоевания города Боспора или Пантика-пеи. Римское посольство, после многих скитаний и унижений, наконец было отпу-щено Турксантом в отечество.
Описание Валентинова посольства замечательно для нас в следующих отношениях. Во-первых, само направление его пути к Боспору Киммерийскому показывает, что морское плавание между Константинополем и Северным прибрежьем Черного моря совершалось не исключительно вдоль берегов, как мы привыкли думать на основании известного описания судовых русских караванов у Константина Багрянородного. Очевидно, для сообщения с Тавридой Греки пользовались самым узким местом Черного моря и переплывали его именно между Синопом и Корсунем. Это указание объясняет нам известие Льва Диакона о том, что Игорь, после своего поражения у берегов Анатолии, отплыл не к устью Днепра, а именно в Боспор Киммерийский, то есть к восточным берегам Тавриды. Далее, часть турецких орд, как видно, уже основалась на западной стороне Каспийского моря. Менандр не говорит, где именно находилось местопребывание Турксанта, но, по всей вероятности, речь идет о степях собственно Астраханских или нижней Волги.

В этом отношении орда Турксанта является прямой предшественницей орды Батыевой. Как потом Батый, Турксант отправляет европейских послов (а также, вероятно, и подчиненных князей) в Среднюю Азию на поклон верховному хану. Как волжские Татары отделились и составили особое ханство, так и волжские Турки составили вскоре ханство, так и волжские Турки составили вскоре особое, самостоятельное государство под именем Хазарского, средоточием которого сделался впоследствии город Итиль, предшественник Сарая. Турецкие завоевания VI века, впрочем, не имели, повидимому, такого опустошительного характера, как монголо-татарские XII и XIII столетий; следовательно, при всей своей свирепости, Турки не были такими беспощадными дикарями как Монголы. Да и вся история показывает, что при столкновении с образованными странами первые обнаружили более восприимчивости к началам гражданственности, нежели вторые.
Затем, для нас очень важны в речи Турксанта несколько слов, относящихся к Аланам и Утургурам или азовским Болгарам. Во время Земархова посольства, о зависимости этих народов от Турок еще не было речи. Напротив, мы видели, что Аланский князь допустил к себе турецких послов не иначе как без оружия. Но в следующий затем десятилетний период турецкие завоевания распространились до северо-восточных берегов Черного моря. Алане и Утургуры были приведены в зависимость, несмотря на их храбрую оборону, на что прямо указывают слова Турксанта. Он называет их своими рабами; но, разумеется, подчинение выражалось по обычаям того времени данью и обязанностью выставлять вспомогательные дружины. И действительно, мы видим, что князь утургурский Анагай вместе с Турками покоряет те боспорские города, которые принадлежали Византийской империи. Но этот князь на столько еще силен, что в свою очередь имеет и своих вассальных или подручных владетелей; например, под его рукой находится княгиня племени Анкагас.
Итак, покорив Гуннов-Утургуров, Турки приступили к завоеванию боспорских городов; но тут речь идет, конечно, о Пантикапее и других греческих колониях на западном берегу Боспорского пролива; ибо восточный берег, то есть Тамань, был уже во власти Болгар Утургуров и, следовательно, вместе с их покорением перешел под турецкое владычество. Из описания посольства видно, что наиболее упорной защитой отличался город Боспор или Пантикапея, благодаря, конечно, своим крепким стенам, построенным при Юстиниане I. Об окончании осады Менандр не упоминает; но несомненно, что Турки и Болгаре овладели этим все еще значительным торговым городом. По всем признакам, они нанесли ему окончательное разорение, и Боспор после того уже не поднимался до степени важного и богатого города. О его древнем величии и богатстве доселе свидетельствует множество драгоценных предметов, находимых в бесчисленных Керченских курганах, а также в развалинах его акрополя на так называемой Митридатовой горе.
За берегами Боспора последовало покорение всей северной и восточной части Таврического полуострова; вместе с тем подчинились Туркам и обитавшие здесь племена тех же Гуннов Утургуров, то есть, Болгар. Но всей Тавриды им не удалось завоевать. Спустя года полтора или два, именно под 582 годом, Менандр сообщает известие об осаде города Херсонеса; он опять не говорит об исходе осады; очевидно, однако, что она кончилась неудачно. Херсонес и его окрестная область, укрепленная многими замками и длинными валами, отстояли себя от ига варваров. Не покоренной осталась пока и Готия или южное горное прибрежье Тавриды, может быть, до Сугдеи (Судака) включительно.

После известия Менандра о подчинении Гуннов Утургуров Туркам византийские историки уже не упоминают об Утургурах. Но это молчание нисколько не означает, чтобы последние исчезли из истории. У более поздних историков они являются под другим племенным названием, но совершенно на тех же местах, где их оставил Менандр. А именно, Феофан и Никифор, писавшие два века спустя после Агафия и Менандра и около двух с половиной веков после Прокопия, уже не знают Гуннов Утургуров, а вместо них говорят о Гуннах Болгарах и Котрагах, которых родина, Древняя или Великая Болгария, то есть, там же, откуда Прокопий выводит своих Кутургуров и Утургуров.

В известной легенде о разделении Болгар по смерти Куврата Феофан и Никифор говорят, что часть старшего Кувратова сына Батбая осталась на родине, где и была вскоре покорена Хазарами, которым платить дань "до сего дня" (то есть до времени Феофана и Никифора, писавших в первой четверти IX века).
Несостоятельность этой легенды очевидна: таврические и кубанские Болгаре подпали игу восточных завоевателей не после смерти Куврата, то есть не во второй половине VII века, а гораздо ранее, во второй половине VI века, как это мы сейчас видели из рассказов Менандра, писавшего о событиях ему современных; только Менандр называет этих завоевателей Турками и не употребляет имени Болгар а называет их Утурурами.

НАЧАЛО ЭТНОНИМА «ХАЗАРЫ»

Название Хазары впервые является у Феофана под 626 годом по поводу союза их с императором Ираклием и дружеского свидания его с их предводителем под стенами Тифлиса. Отсюда заключали обыкновенно, что Хазары только в это время явились в странах прикавказских, и совершенно упускали из виду то, что повествует Менандр о турецких завоеваниях в VI веке; хотя Феофан, употребляя впервые имя Хазар, поясняет, что так назывались "восточные Турки"; а его современник Никифор, рассказывая об упомянутом свидании Ираклия, союзников его именует просто Турками, и потом оба они, Феофан и Никифор, не раз еще называют их Турками. Никифор впервые приводит имя Хазар в упомянутой легенде о Куврате и Батбае. По этому поводу оба писателя замечают, что Хазары пришли из внутренней Верзелии (Феофан) или Верилии (Никифор), страны, соседней с Сарматами, и покорили все народы до Понта. На основании этих-то неточных указаний историография выводила заключение о пришествии в прикавказские страны какого-то нового народа Хазар в VII веке; тогда как здесь надобно разуметь все тех же турок, на которых перешло туземное название древних Казиров или Акациров.

ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА В ХАЗАРИИ 810-820 гг

Наиболее объективный и подробный анализ взаимоотношений кагана, каганбека и т. д. дан в главе «Государственный строй» труда А. П. Новосельцева «Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы и Кавказа» (М., 1990, с. 134-144). Кагану оказывались самые высокие формальные почести (в том числе и каганбеком), но фактически он был превращен, по точному определению А. П. Новосельцева, «в подобие… священного жертвенного животного», и реальная власть целиком перешла к каганбекам – Обадию и его преемникам.
Но после того, как это ясно обнаружилось, в Каганате началось решительное и достаточно резкое сопротивление новому порядку, приведшее к жестокой гражданской войне.
С. А. Плетнева пишет, что те, кто "не принял иудейской религии, объединились против правительства. Вот что написал спустя 100 лет Константин Порфирородный: "Когда у них произошло отделение от их власти и возгорелась междоусобная война, первая власть одержала верх, и одни из восставших были перебиты, другие убежали и поселились с турками (т.е. с уграми) в нынешней печенежской земле, заключили взаимную дружбу и получили название «кабаров».
Борьба шла беспощадная, в ней гибли… и виднейшие представители иудейской знати. В числе последних были, очевидно, сам Обадия и два его сына: Езекия и Манассия. Только этим можно объяснить тот факт, что после Манассии за неимением прямых наследников власть взял в руки Ханукка – брат Обадии".

М. И. Артамонов в ходе своих археологических работ обнаружил следы жесточайшей гражданской войны в Каганате. Речь идет о так называемом Правобережном Цимлянском городище – мощной крепости на Дону, полностью разгромленной правителями Каганата. Найденные в ней монеты, относящиеся ко времени не позже 813 года, позволяют датировать эту войну 810-820-ми годами: «В жилищах и вне их на дворе Правобережной крепости, – сообщает М. И. Артамонов, – обнаружены скелеты, главным образом женщин и детей, перебитых врагами, ворвавшимися в крепость, разграбившими и сжегшими находившиеся внутри нее постройки. В некоторых жилищах наблюдались скопления скелетов, возможно, представляющих целые семьи, вырезанные беспощадными победителями».
Особенное значение имеет сообщение византийского императора Константина Багрянородного о том, что сумевшие остаться в живых повстанцы – «кабары» (горцы из Кабарды) – убежали на запад к венграм, которые, по всей вероятности, обитали тогда в причерноморской степи, в районе нижнего течения Днепра (потом – уже в самом конце IX века – под давлением пришедших с Востока печенегов они перешли на территорию современной Венгрии).

Среди этих «беглецов» вероятно были и потомки хорезмийцев, которые сто лет назад эмигрировали вместе с евреями в Каганат, однако после его полной «иудаизации» оказались в остром конфликте с новыми властителями и ушли на запад, к также ушедшим из Каганата уграм (ранее угры, по сообщению Константина Багрянородного, воевали «в качестве союзников хазар во всех их войнах»).
Как доказывает в своей новейшей работе о судьбе Зихской христианской епархии А. В. Гадло, эта северокавказская православная кафедра, «как и другие кафедры… VIII в., созданные с целью проповеди христианства среди населения глубинных районов Кавказо- Хазарии, была ликвидирована после принятия хазарами иудаизма в качестве государственной религии в начале IX в.».
Уход из Каганата угров и, возможно, хорезмийцев сам по себе уже свидетельствует об остроте той гражданско-религиозной войны, которая разразилась здесь в начале IX века. Но сопротивление было все же подавлено новой властью. И Каганат по-прежнему включал в себя очень значительные массы населения – и самих хазар, и алан, и болгар, и славян и ряд других племен.
Уход хорезмийцев, которые являлись первоклассными по тем временам воинами и, до утверждения окончательного господства иудаизма, верными гражданами, был слишком большой потерей для Каганата. И через какое-то время новая власть, опираясь, конечно, на давние еврейские связи с Хорезмом, сумела привлечь оттуда в Каганат целое воинство, ставшее основой ее безопасности. Это была наемная гвардия, состоявшая, согласно разновременным источникам, из 7-12 тысяч отборных кавалеристов, которые жили в Итиле вместе с семьями.


А В ЭТО ВРЕМЯ НА КИЕВЩИНЕ…

По аргументации Нестора, «Аще бо бы перевозник Кий, то не бы ходил Царюгороду; но се Кий княжаше в роде своем, приходивше… ко царю, якоже сказають, …велику честь приял от царя…». То есть, Кий вовсе не был простым перевозчиком ( как видимо утверждал кто-то из его современников, с кем он полемизирует), «иные не сведущие» говорят о нем как о «перевознике» – с одного берега Днепра на другой, но это дошедшее до составителя летописи предание тут же опровергается им: Если бы он был перевозчиком, пишет Нестор, то не ходил бы к Царьграду. «Но он был князем в своем роду».
И еще одно летописное сообщение: на обратном пути из Царягорода Кий "приде к Дунаеви, и возлюби место, и сруби градок мал, и хотяше сести с родом своим, и не даша ему ту близь живущии; еже и доныне наречают (называют) дунайци городище Киевець". То есть, по возвращении из Царьграда, Кию, который, видимо, жил у Днепровского перевоза, понравилась местность на Дунае, через которую он возвращался, где и срубил небольшой городок (острог). Там он намеревался поселиться со своим родом, но местные жители воспротивились этому, так что ему пришлось возвратиться в Киев. Этот городок современные Нестору дунайцы называли Киевец. При этом известно, что не только в XII, но еще и в XV веке на Дунае существо-вал этот «градок». Знаменательно, что через полтора с лишним века попытку Кия повторил (это полностью достоверно) великий Святослав, поселившись в дунайском же Переяславце (Малом Преславе).
Кий по-видимому еще в юности «оседлал» Днепр, затем построил «на горах» над рекой крепость («град» – это именно крепость), обретшую великую судьбу, стал правителем, совершил тысячеверстное путешествие в Константинополь, основал еще один «град» на далеком Дунае (и только сопротивление «близ живущего» населения заставило его удалиться) и вернулся домой, надо полагать, в ореоле славы.
Кстати сказать, выразительно само имя, или, скорее, прозвище Кий, означавшее в древнерусском языке «молот» (или «тяжелую дубинку», киянку), что явствует из текста знаменитого «Изборника Святослава», составленного в 1073 году.
Около 430 года по Р.Х. по мнению Польского хрониста Стрыйковского и некоторых других, построен Киев. Они полагают, что коренные жители его изначально были гуннами.

Тогда столичный город Гуннигардии назывался Куе, но Адам Бременский столицу эту называет « Кивен».
Саги называют Киев «Къянугард», но для варягов-мореплавателей он, прежде всего, – Самбатас, сборное место для кораблей (т.е. однодревок или ладей) на Днепре ( точнее на Почайне, при Зборичеве ).
Предание сообщает, что в 450-470 гг в Киеве правит князь Лебедян, по кличке Славерь. По преданию, в это время в Восточной Европе имелось крупное поселение Подунайских русов, именовавшееся Великоградьем. Предполагается, что Великоградье могло находиться вблизи городов Голунь и Воронженц. Первым в Великоградье, по сказанию, осело племя князя Ора или Оря, (возмож-но летописного Хоря, предка хорватов).Вслед за тем в Киеве правит князь Верен из Великоградья, ибо в это время, как сообщает предание, поляне с Дуная переместились к Днепру, где на месте древнего скифского поселения (предположительно Амадока) был построен Киев. И в это же время полянским князем Кием на Дунае был построен городок Киевец, в котором его, однако, не допустили жить. После неудачной попытки осесть на Дунае он вынужден был вернуться в Днепровскую землю. После этого, по преданию, князья Щек и Хорь вели переговоры с Кием о совместном проживании в Поднепровье, но, по неизвестным причинам, им не удалось договориться с Кием и они отошли на запад. Что же касается племени князя Оря, то оно, во главе с этим князем, сумело переместиться на Днепр, разместившись севернее полян, таким образом входя в зону обитания финно-угорских лесных племен. Там Орь и присоединял к своему племени Поволжских скифов росс-алан, так что уже при Аскольде вождь угров Олмош принял (вряд ли добровольно) Киевский протекторат и осел со своим народом в Нижнем Поднепровье.

КОНЕЦ КУРСА "МЕЧ ИМЕННОЙ"

В.Шамбаров: Гибель Византии. Восток и Запад - попытка симбиоза10:06 08.07.2013
Гибель Византии

Москву называли "Третьим Римом". А недавно промелькнула дата, на которую никто не обратил внимания – 560 лет назад рухнул "Второй Рим" - Константинополь. Он достиг высочайшего расцвета, одолевал всех врагов, но гибельными для него оказались не войны, а попытка подружиться с Западом, и подстроиться под западные стандарты. Вообще история этой державы представляется весьма поучительной, особенно для нынешних времен.
Когда Римская империя погибала под ударами "варваров", устояла ее восточная часть. Она по-прежнему называла себя Римской империей, хотя это было уже другое государство - греческое, и в историю внедрилось иное название - Византия. Это государство проявило поразительную жизнеспособность. В хаосе Раннего Средневековья оно осталось главным очагом высокой цивилизации в Европе. Византийские полководцы одерживали победы, флот господствовал на морях, а столица, Константинополь, по праву считался самым большим и красивым городом мира.
Империя была главным оплотом христианства, создала собственную мировую систему, православную – в X в. в нее вошла и Русь. Но и в западных странах, нищих и раздробившихся, церковь существовала благодаря поддержке греков – Константинополь выделял ей деньги, богослужебную литературу, квалифицированных священнослужителей. Со временем между Западной и Восточной церковью накопились существенные различия. Римcкие богословы были мало образованными, допускали серьезные ошибки в догматике. А главное – папы входили в роль лидеров "христианского мира". Они короновали и регулировали королей, начали ставить свою власть выше светской.
Тем не менее, римские первосвященники признавали себя вассалами византийских императоров – греки оказывали им покровительство, защищали от врагов. Да и среди западных властителей авторитет Византии был недосягаемым, перед ней заискивали, мечтали породниться с греческой династией, сватали царских дочерей и сестер. Подобной чести удостаивались очень немногие. Обычно отвечали, что они – короли "варваров" и не достойны получить в жены "рожденных в пуртуре" (как известно, св. Владимир вынудил византийцев к такому браку лишь силой, взяв Херсонес).

Сказочные богатства Византии привлекали многих, а лежала она на бойком месте, прикрывая границу Европы и Азии. На нее обрушивались нашествия персов, аваров, арабов, болгар. Но солдаты империи дрались доблестно. На защиту городов выходило все население. А инженеры изобрели страшное оружие - "греческий огонь". Состав его не известен до сих пор, из сосудов специальной конструкции, установленных на стенах крепостей или кораблях, выбрасывались струи горящей жидкости, которую нельзя было погасить водой. Византия отбивалась от всех неприятелей.

Но Запад не испытывал столь мощных ударов, постепенно выползал из разброда, усиливался. А у греков накапливались внутренние болезни. Константинополь утопал в роскоши и разврате. Чиновники хищничали, столичная чернь избаловалась, жаждала пышных праздников, зрелищ, раздач денег, еды, вина. В XI в. инерция величия надломилась. Придворные группировки знати и олигархов стали сажать на трон своих марионеток, разворовывать казну. В погоне за источниками доходов развалили армию. Воинскую службу и содержание войск заменили дополнительным налогом. Объявили, что лучше нанимать профессионалов. Хотя наемники стоили впятеро дороже своих солдат, а собранные деньги до войск не доходили, растекались в карманы хапуг. Оборона рухнула, с севера начались набеги печенегов, с востока турок-сельджуков.
В Риме сообразили, что на помощь больше рассчитывать не приходится, и папа Лев IX нашел себе другую опору - пиратов-норманнов. В Константинополь из Ватикана пошли грубые и заносчивые послания, и в 1054 г. латинская и греческая церкви разделились. А у греков безобразия и хищничества знати возмутили подданных, разразились междоусобицы. Этим воспользовались сельджуки, захватили почти всю Малую Азию, Сирию, Палестину.
В смутах победил Алексей Комнин. Положение империи было трудным, но не критическим. Печенеги далеко уступали по силе аварам или болгарам, а держава сельджуков распалась на эмираты, передравшиеся между собой. Но Комнин был по натуре убежденным "западником". Вместо мобилизации национальных сил он принялся наводить мосты с Европой. Против нападений норманнов царь позвал на выручку флот Венеции, а за это даровал ей право беспошлинной торговли по всей Византии. А в 1091 г. стало известно, что готовят очередные набеги печенеги и сельджукский вождь Чаха. Алексей запаниковал, обратился к папе и королям с посланием: "Империя христиан греческих сильно утесняется печенегами и турками… я сам, облеченный саном императора, не вижу никакого исхода, не нахожу никакого спасения… Итак, именем Бога умоляем вас, воины Христовы, спешите на помощь мне и греческим христианам…"

Помощи не потребовалось. Печенегов византийцы разгромили в союзе с половцами и русскими. А Чаха был убит в сваре с другими сельджукскими вождями, его поход не состоялся. Но император продолжал переговоры с Западом об "общих угрозах", и папе Урбану II это пришлось как нельзя кстати, на соборе в Пьяченце был провозглашен крестовый поход. В 1096 г. на восток потекли лавины рыцарей. На греческой земле они в полной мере показали себя. Грабили, своевольничали. Но Комнин унижался и заискивал. Одаривал предводителей умопомрачительными сокровищами, лишь бы дружили с Византией, отвоевали бы ее потерянные территории. А крестоносцы от дармовых драгоценностей не отказывались, даже приносили за это вассальную присягу императору. Без особых трудностей разбили разрозненных эмиров, заняли Сирию и Палестину. Но заняли их вовсе не для греков. Выгнали императорских представителей из своей армии и стали на Ближнем Востоке полными хозяевами.
Сын и преемник Алексея Комнина Иоанн пытался исправить просчеты отца. В противовес Западу укреплял союз с Русью, выдал дочку за Суздальского князя Юрия Долгорукого. Венецианцам, душившим торговлю, отказался подтвердить привилегии. Куда там! Было уже поздно. Венеция тут же выслала флот, начавший опустошать византийские берега. Пришлось возвратить привилегии, еще и выплатить с извинениями "компенсацию убытков".

А наследник Иоанна Мануил Комнин оказался "западником" еще и похлеще своего деда Алексея. Давал иностранцам высокие посты при дворе, в армии, правительстве. Константинополь стал одеваться по европейским модам. Мужчины щеголяли в чулках и коротеньких штанишках, дамы напяливали высокие колпаки, стискивали бюсты корсажами. Излюбленным зрелищем стали рыцарские турниры. Кроме венецианских купцов, Мануил запустил в страну генуэзцев и пизанцев, подарил им такие же широкие права. Перенимались и западные модели управления. Архонты, правители провинций, которые раньше были лишь чиновниками царя, получили большую самостоятельность наподобие герцогов. А для сбора налогов внедрилась западная система откупов. Откупщики вносили в казну наличные, а с населения собирали сами, с лихвой.
Мануил заключил союз с Римом. Жертвовал Православием, соглашался подчинить Ватикану греческую церковь. А в отношении Руси политику резко изменил. Нацеливался подчинить ее своему влиянию. Поддержал усобицы, помог посадить на киевский трон Мстислава II, признавшего себя вассалом императора. Греческая митрополия развернула атаку на русскую церковь, снимала епископов, под пустяковым предлогом отлучила Киево-Печерский монастырь. Зато Мстислав II и митрополит Кирилл в 1169 г. торжественно встретили послов римского папы. Предполагалось заключить союз с ним, послать русских воинов на недруга Рима и Византии, германского императора. Совершить вероотступничество и втянуть Русь в чужую войну не позволил св. благоверный Владимирский князь Андрей Боголюбский. Выслал полки и захватил Киев. Мстислав II, грек Кирилл и папские послы сбежали, а из оскверненных митрополичьих храмов владимирцы увезли все святыни (Печерский же монастырь взяли под защиту).
Невзирая на этот "прокол", казалось, что именно сейчас Константинополь достиг вершины благосостояния. Гавань переполняли чужеземные суда. Состоятельные люди покупали импортные костюмы, диковинки, предметы роскоши. Кипело строительство – вельможи-взяточники, иностранцы, нувориши спешили выстроить себе новые дворцы, виллы. Но провинция разорялась. Откупщики обдирали людей подчистую. Деревни пустели и забрасывались. Города приходили в упадок и заселялись арабами, армянами, персами, скупавшими за бесценок дома и землю. А византийское население перетекало в столицу. Только здесь можно было безбедно прокормиться при "инофирмах", на стройках, в порту, в услужении богачей. Константинополь превратился в мегаполис-паразит, высасывающий соки из собственной страны.
Народ роптал, и этим воспользовались проходимцы, рвущиеся к власти. Сына Мануила, Алексея II в 1182 г. сверг и убил дядя Андроник – объявив себя защитником народных интересов. В 1185 г. под тем же лозунгом его скинул с престола Исаак Ангел. Но становилось только хуже. При Ангеле, по словам современников, "должности продавались, как овощи", "торговцы, менялы и продавцы платья удостаивались за деньги почетных отличий". Доходило до того, что начальник тюрьмы Лагос выпускал на ночь воров и разбойников, а часть добычи шла ему.
С Западом Ангелы тоже дружили. Но Запад другом Византии так и не стал. Европейские короли вели тайные переговоры с недовольными, и покатилась волна "бархатных революций" - от Византии отделились армянская Киликия, Сербия, Болгария, Трапезундская империя. А архонты провинций пользовались полученными большими правами, не обращали внимания на правительство, даже воевали друг с другом.
Между тем, крестовые походы выдыхались. Мусульмане оценили алчность и жестокость европейцев. Особенно отличился этим английский король Ричард Львиное Сердце, тысячами истреблявший пленных. Население сплотилось против оккупантов, становилось ясно, что Ближний Восток не удержать. Но ведь вожделенные богатства и земли имелись гораздо ближе! Папа Иннокентий III с венецианским дожем Дандоло с 1098 г. принялись готовить Четвертый крестовый поход – на развалившуюся Византию.
Он состоялся в 1204 г. Крестоносцев было всего 20 тыс.! Но у Византии уже не было ни армии, ни флота. Адмирал Стрифн разворовал и распродал корабли, строевой лес, парусину, якоря. Оказался утраченным и "греческий огонь". Инженеров давно не готовили, состав забыли. Даже население Константинополя составляло полмиллиона! Но вместо обороны оно митинговало и грызлось, кто возглавит страну. Рыцари легко вломились в город. Убивали мало, но грабили капитально. Дворцы, дома, храмы. Из жителей отбирали молодых и красивых для продажи в рабство, а остальных обдирали до исподнего или догола (на Западе даже рубаха считалась немалой ценностью) и выгоняли вон.
И когда толпы ограбленных людей побрели по дорогам, жители провинции над ними смеялись! Дескать, так вам и надо, "зажравшимся" константинопольцам. Но вскоре пришел и их черед. Следом двинулись рыцари, делили деревни, и крестьяне вдруг узнавали, что они – крепостные. А крепостное право на Западе было крутым. Строй замок хозяину, паши на барщине, плати, за провинность изобьют или повесят. На месте Византии раскинулась Латинская империя. Развернулись гонения на православных священников, епископов, нагрянули каратели на Афон, пытали и казнили монахов, требуя перейти в католицизм.

И все-таки Господь помиловал Византию. Когда крестоносцы штурмовали Константинополь, группа молодых аристократов избрала императором Феодора Ласкаря. Он бежал в Малую Азию. На здешние окраины правительство давно махнуло рукой, не предоставляло им никакой защиты от сельджуков. Однако пограничное население научилось само организовываться, владеть оружием, наподобие казаков. Ласкаря сперва приняли неласково. Города не впускали его, наместники не желали подчиняться. Но следом наступали крестоносцы, и Феодор стал знаменем, вокруг которого собирались патриоты. Латинян отбросили…
Возникла Никейская империя, и чудесным образом произошло преображение. Все худшее, продажное, оставалось в Латинской империи, искало, как бы выгоднее пристроиться к оккупантам. А в Никею стекались лучшие, честные, самоотверженные. Была восстановлена патриархия – под ее эгиду перешла и Русь. Феодор опирался на простой народ - и побеждал всех врагов! Латинян, сельджуков, мятежников.
Его преемник Иоанн Ватаци провел реформы. На землях, конфискованных у изменников, создал крупные государственные хозяйства. Поддерживал крестьян, снизил налоги, лично контролировал чиновников. Предписал покупать отечественные, а не иностранные товары, и результат был потрясающим! Недавняя захудалая окраина Византии стала самой богатой страной Средиземноморья! Был построен мощный флот, границы прикрыли крепостями. Даже татаро-монголы не стали нападать на эту державу, заключили мир и союз. Никейские войска очистили от крестоносцев Малую Азию, начали освобождать Балканы.

Но… "народным царством" были крайне недовольны магнаты - при Ласкарях выдвигались не родовитые и богатые, а способные. В 1258 г. императора Феодора II отравили. Регентом при его 8-летнем сыне Иоанне стал глава заговорщиков Михаил Палеолог. А в 1261 г. никейский отряд внезапным налетом отбил у крестоносцев Константинополь. Под шум торжеств по случаю освобождения столицы Михаил сверг и ослепил ребенка, сам надел корону.
Поднялось негодование, патриарх Арсений отлучил его от церкви, жители Малой Азии восстали. Но царь уже сформировал наемное войско и подавил мятеж жесточайшей резней. У руля государства опять очутились олигархи и жулики. Огромную казну, накопленную Ласкарями, транжирили на возрождение былой придворной мишуры. Вернулись худшие византийские пороки, амбиции, злоупотребления.
Михаил Палеолог снова взялся наводить дружбу с Западом и ради пущего взаимопонимания в 1274 г. заключил Лионскую унию, подчинил церковь Ватикану. За отказ изменить Православию людей сажали и казнили, восстания топили в крови, а на Афоне опять зверствовали униатские каратели. Сын Михаила Андроник II пробовал исправить то, что натворил отец, расторг унию. Но разоренная страна уже не давала доходов. Пришлось расформировать флот, сокращать армию. На Балканах пошла полная неразбериха. Греки, сербы, болгары, латинские бароны, итальянцы увязли в войнах друг с другом.
А в Малой Азии из осколков различных племен возникла новая общность - османы. Никакого "турецкого завоевания" империи фактически не было. Османы просто заселяли земли, которые опустошили сами же византийцы в ходе подавления восстаний. Местные жители присоединялись к ним. От правительства они не видели ничего хорошего, с них только драли три шкуры. Турки же помогали своим, оберегали. Люди переходили в ислам и превращались в полноправных османов, община быстро росла.
В Константинополе поначалу не оценили опасности. Наоборот, начали приглашать турок для участия в войнах. Они брали дешево, довольствовались добычей. Османские отряды стали лучшими в греческой армии! Но в один прекрасный день турки на лодках стали переправляться через Дарданеллы, заселять Фракию, обезлюженную междоусобицами. Только тогда правительство схватилось за головы, но сделать уже ничего не могло. К османам стали переходить греческие архонты, превращаясь в турецких беев. Без боя сдавались города и оказывались в выигрыше. Пришедший в упадок Адрианополь (Эдирне) с 15 тыс. жителей султан Мурад сделал своей столицей, и он разросся в роскошный центр с населением 200 тыс.
За помощью византийцы обращались все туда же, на запад. В 1369 г. император Иоанн V отправился в Рим. Лебезил, соглашаясь на унию, а папа далеко не сразу принял его, позволил поцеловать туфлю и принести присягу на верность. Потом Иоанн отправился к французскому двору, но ничего не добился, кроме новых унижений. А на обратном пути венецианцы арестовали его за долги. Благо сын выручил, прислал денег. Ну а когда Иоанн вернулся, султан цыкнул на него и указал: то, что за стенами Константинополя – твое, а вне стен – мое. И император смирился. Признал себя вассалом Мурада, стал платить дань, послал дочь в гарем султана.
Спорить-то было опасно. Турки покоряли враждующие между собой балканские народы: болгар, сербов. А Византия совсем оскудела. При дворе подавали глиняную посуду покрытую позолотой, на коронах и тронах сверкали стразы – подлинные камни заложили ростовщикам. Императоры продавали свои острова, города. А Константинополь разрушали сами жители. Растаскивали камни и кирпичи дворцов и храмов на новые постройки, маленькие и кособокие. Мрамор пережигали на известь. Жилые кварталы перемежались обширными районами руин и пустырей.
О национальном возрождении больше не помышляли. Боролись "туркофильская" партия, полагавшая, что надо слушаться султана, и "западническая", уповавшая на Европу. Запад и впрямь вмешался, в 1396 г. начал крестовый поход (заранее распределив, какие страны и области кому достанутся). Но жители Балкан уже знали, что такое владычество крестоносцев. Даже сербы, 7 лет назад сражавшиеся с турками на Косовом поле, предпочли выступить на стороне султана. Европейцев вдребезги разнесли под Никополем.

Однако греческих "западников" это ничему не научило. Император Иоанн VIII очередной раз поехал с протянутой рукой по европейским странам. В результате в Ферраре и Флоренции созвали собор, и в 1439 г. была заключена уния. Хотя итоги были плачевными. Занесшийся Рим в эту пору дошел до полного разложения нравов, на папском престоле сменяли друг друга взяточники, гомосексуалисты, убийцы. Подчиняться таким первосвященникам отказались Александрийский, Иерусалимский, Антиохийский патриархи, они предали унию анафеме. Ее не приняла и Русь, великий князь Василий II арестовал и изгнал присланного в Москву униатского митрополита Исидора.
Протестовало и большинство греков. Дошло до того, что униатский патриарх Григорий Мелиссин предпочел сбежать в Рим, а замену ему не решались поставить, страна осталась вообще без патриарха. Ну а турки в те века покровительствовали православию, не задевали веру. Папы еще дважды предпринимали крестовые похода, в 1443 и 1448 г., но османы вместе с сербами, болгарами, румынами дружно лупили рыцарей.

Наконец, султан Мухаммед II решил ликвидировать гнездо интриг, торчащее посреди его владений. Повод к войне дал император Константин XII, храбрый военный, но никудышный политик. Снова сносился с Западом, обратился к султану с дерзким посланием. В 1453 г. турки обложили Константинополь с суши и моря. Европейские союзники греков, венецианцы и генуэзцы, поспешили заверить султана в своей лояльности, чтобы сохранить торговые выгоды. И даже родные братья императора Фома и Дмитрий, правители уделов в Морее, не помогли. Они в это время дрались между собой и договаривались, чтобы турки им подсобили!
Когда же Константин призвал к оружию население столицы, из 200 тыс. жителей откликнулось лишь 5 тыс. Кроме них, на оборону вышли дружина наемников, иностранные купцы со слугами – защитить собственные дома. Эта горстка сражалась героически, но силы были слишком неравны. 29 мая турки ворвались в город. Император и его соратники погибли. А остальные жители на самозащиту оказались уже не способны. Забились по домам и ждали, когда их кто-нибудь спасет или вырежет. Их и вырезали, а 60 тыс. продали в рабство.
Хотя Рим еще не угомонился, объявил новый крестовый поход "освобождать" греков. Пекся-то не о греках, а о спасении погибающей унии. Папские посланцы возбудили надеждами властителей уцелевших осколков империи, морейского Фому, трапезундского царька Давида, они восстали. Но западные рыцари слишком крепко получали от турок, желающих больше не нашлось. А султан сделал выводы: пока в его державе существуют кусочки Византии, Запад сохраняет повод для агрессии. В 1460 г. Мухаммед II раздавил эти осколки.
Фома бежал, умер в Риме. Его беспутные сыновья Андрей и Мануил продавали права на византийский престол любому, кто заплатит (купили французы). А дочку Софью папа выдал замуж за русского государя Ивана III, надеялся через жену втянуть его в унию, но тщетно. Зато Иван III после этого брака включил в свой герб византийского двуглавого орла, и усиливающаяся Москва стала превращаться в "Третий Рим". В общем-то Запад и Русь разделили наследство Константинополя. Все материальные богатства утекли в Европу – то, что не разграбили крестоносцы, перекачали итальянские купцы.
А Русь унаследовала духовные и культурные сокровища. Переняла лучшие достижения греческой истории, философии, архитектуры, иконописи, унаследовала и роль мирового центра Православия. Кстати, папа Сикст IV пожадничал с приданым Софьи. Раскошеливаться не хотелось, но из Византии в Италию эвакуировали множество книг. Папе они оказались без надобности, и в приданое нагрузили огромный обоз. Это было единственное, что уцелело из колоссального багажа византийской литературы. Все остальное вскоре уничтожила инквизиция как "еретическое". Преподобный Максим Грек, увидевший собрание книг, попавшее в Россию, восхищался: "Вся Греция не имеет ныне такого богатства, ни Италия, где латинский фанатизм обратил в пепел творения наших богословов".

Валерий Шамбаров 5 июля 2013

Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, от века и до века и во век веков!
Аминь!

Слава Богу за всё!

хохлов и кацапов не существует, есть только русские русичи

Правильно, Саша. Ещё Лаврентий Черниговский говорил у себя, что наше родное слово "русский", а Украину придумали польские жиды, чтобы заьыли, что крестилась Русь Киевская а не окраинская. Да и слово Малороссия тоже они придумали, а вначале южная Русь именовалась Червоной Русью. Какое красивое название. Белая, Червоная и Великая, а как звучит!

Сейчас поместил на творческом сайте своё экспериментальное исполнение своей же песни, записанной в студии. Боже, как я боялся микрофона.
www.neizvestniy-geniy.ru/cat/music/rock/...=1649581523#editForm

стишки ещё выложил там же

«Седея в ветхости веков»

Седея в ветхости веков,
Луна течёт меж облаков,
Ещё не дробна бездны тишина.
И крыльев ангельских размах
Ещё не взмётывает прах,
Безвидна бездна пассажиров сна.
Ломая хлебный свет углом
Под гамматическим крестом,
Взметнулись к небу струи алых брызг.
Течёт ментальная река,
Являя тропосы в веках,
В цветах и звуках оформляя смысл.

«Лозунг века: мы все за сходство! »

Лозунг века: мы все за сходство!
Все успехи - в единстве сил!
Все вливайтесь в парад уродства!
От зачатия до могил.
Путь проложен и практик - море,
как бежать от своих проблем,
и успешны вы в общем хоре,
если знаете где и с кем.
Элемент ваш в геномной рати
в органический хаос влит.
Среди клеток сестер и братьев
ты живёшь, хоть давно убит.

«Думал, что ноги уносят снег»

Думал, что ноги уносят снег,
что крепость из рук идет,
что жизнь – это гонка с судьбой калек
и как кому повезёт.
Но вот оказалось, что снег живой
И, с дождичком вперегонки,
Может памятью ножевой
С левой шагать строки.
Оказалось: свой путь сберечь
Не сумеешь безкровьем строк,
Если стоящих жизни свеч
Ты отыскать не смог.

Прерывист сон и разлохмачен

Прерывист сон и разлохмачен,
полярностью метелит жизнь,
печаль транслируется плачем
и льёт отраву пляска шин.
Пробит хрусталь пучины вязкой.
Сердцам отпущенным причал,
Молился ржаво лунной краской
Луч, ниспадающий в печаль,
Ожог энергий дня истрачен,
овально кружит листьев звон,
синхронным импульсом накачан,
дух с ритмом ночи сопряжён.
Узлам дороги вторит дерзко
и корчится неон витрин.
Разбил пространства в окнах тесных
злом утешающий ИСКИН.
Прохлада музыкальной тени
морозит вскользь морганьем век
на остановленное время
стеклом озонным падал снег.

«Исход»

Ветра поют на лицах,
как лезвие штыка:
- В крови омолодится
полынная звезда.
Роится скрип шагами,
хрустит костями свет,
Без славы отцветает
столетье алых лет.
Влачятся в изголовье
цепные сны раба,
но шелестящей кровью
поёт разрыв-трава:
- Вас в наглости разбоя
не защищает сон,
Сон Разума сжёг Трою
до сбоя хромосом!
От солнца отчуждены
асфальтовой рекой,
Любовью обожжены,
мы Правды ждём иной!
Без цифровых безличий!
Без черепов каре!
Нам леса гомон птичий
Морзирует тире!
Березовость лесная,
Как Белый шум плывет,
Мелодией из Рая
В Симфонии ИСХОД.

«Обезкровлен твой дух...»

Обезкровлен твой дух, тело твердью распято.
В отражениях неба средь множества рыл,
Ты догнал свою тень и сегодня расплата
С пеплом сердца без тайн, без крыл.
Рот заклеен «моментом» крутого смартфона
И струна не тревожит твой слух.
За подкладкой экранной пустая икона
Со звонками железных мух.
Из изнанки событий экранных овалов
Льётся слякоть истлевших в бескормице душ.
Племя чуждых по духу снопевцев солгало,
Распатронив талант, камер вызверив глушь.
Но сегодня, Господь, мы Твой дар обнимаем,
И, в молитвенный плат, в песню лилий полей,
В их настой вековой завернув, возвращаем
Как Тебе уже дар от Соборных людей.
Наглотавшись ночей, накачавшись в качелях
Всех якутских ветров, всех алисовых нор,
Возрождаемся вновь к соли Первозначений
Под Отеческий кров самой высшей из гор.

«Рокадный гул шоссе»

Рокадный гул шоссе невидимого фронта
С предгрозовых небес истомой ныне схож.
Но лишь морщиной лба премудрости архонтов
Из сердца не изъять в ржавь спекшуюся ложь.
Безвидна и пуста до электронов бега,
Вначале вся земля была от зла чиста,
Мечтала всё, когда ж в ней Альфа и Омега
Предстанут как Любовь, София, Полнота.
И Ангел Тишины безликость формы свергнет
Предвечность явит свой из звездицы расклад,
Соткется время как поток первоэнергий,
Как сердце, окрыленное в ромбических углах.
Развёрнуто Крестом, всё крестно мирозданье
Крестообразен солнца первый шаг
В неведомую даль всетворческих исканий,
О чем едва ль мечтать могла художника душа.
И ныне пробил час – Огонь Запечатленный
из сердца полноты, как Космоса ЗАВЕТ,
На струнах воспарит в тех душах окрыленных,
Кто людям отдал всё и жизнь вернул как Свет.

«По каменным ступеням»

По каменным ступеням плывя сквозь фонари,
не уколись о звуков приземлённость.
Раздаривая свет, ты присягнул любви,
шагами чувствуй жизни окрылённость.
Просвеченной водой сакральность бытия
до основанья вызнав в сонме слухов,
Беззвучия ладонь из арматуры дня
протягивает сердцу жемчуг духа.
Уж ветер пролистал осеннюю листву,
снежинок ждём в их красоте невинной.
К обратной стороне закатных штор прильнув,
печаль знобит до горечи полынной.
Отягощены дни. Нетленным серебром
хвалите мыслями и вслух Всея Поэта.
Пускаясь вплавь внутри, в густую хмарь пером
спирально взвихривайтесь ДНК Просветом!

«Под гипнозом зрачков»

Под гипнозом зрачков из оконной мрежи
сквозь панцирь чувств
Фронт дрожащей хвои извилистых крон суров.
За прохладу трав, за зеркальность озёр держусь;
Прорастая огнями мечтаний в распев ручьёв.
Вызревала капЕль земляники по кромке крыл;
Набухал неприкаянно звуком свирельным шаг;
Слушал голос дождя, что по крышам размерно бил,
Набирала выси по каплям тревог душа.
Светом песенным в хоре лесов застывал рассвет;
Облаками лимонниц расшиты шаги Весны;
Затопила шелками улыбка её побед
Синий воздух, придавленный смехом морозно злых.
Губ пурпурная нежность текла в невесомый жар,
Рук пугливых летучие рыбы кипели вкруг;
В изумрудах надкрыльев ковёр цветовой жужжал
Мёд нетронутых тайн вековых пьют глаза и слух.


«Свет истекал…»

Свет истекал заката шёлком красным
На облачные струги и ладьи,
В клочках стихов пульсация пространства
По числам Фидия кружилась в забытьи.
Дней сытых приторны безмолвные волокна,
В бутоны роз упрятаны лучи,
И бьются в нераспахнутые окна
Сомнений горделивые грачи.
Шагал ночным асфальта откровеньем, -
Спор с тишиною - ожиданье трат, -
В ладонях сонных колкие мгновенья
Круговращали наваждений град.
Весенних смол палитрой расколдован
Восточной песни глянцевый винил;
Озоном призрачной планеты оцелован,
Слух расписную огненность ловил.
Светозвучаньем пенились гвоздики
И воздух задушевный замирал,
Ленивость неги в розовые блики
Неощутимо взгляд весенний заплетал.

«В камуфляжах годов процессий»

В камуфляжах годов процессий,
В самоволку с ума сбежав,
Затаённой пронизан песней,
До гортани стихии сжав,
Вязну я фонарём в экстазе,
Промобилен в телесный фон -
В логах улиц от безобразий
Жёлтой рифмы неверен тон.
Отпадает листва предчувствий,
Неизменен один эфир
От истоков любви до устья,
До текучести звёздных лир.
Каждый шорох цветист и письмен,
Каждый круг на воде - Твой взгляд.
Над сумятицей низких истин
Всё ищу драгоценный клад.
Пузырятся воспоминанья
Витражами смертельных скук,
Я ж несу крест своих исканий
На перронах с тобой разлук.

«Глаза пустеют…»

Глаза пустеют, сжаты аксиомами.
С невидимостью - сердцем говорим.
В гипнозах медных танцев, невесомые,
Мерцаем мы как света алгоритм.
Болеет выдумками, ветрами грассируя,
В плену софизмов, магия стихов
А рядом, по канату балансируя,
Живёт Любовь, как звук живых шагов.
Живущий-в-Звуках снял печать молчания,
В аккордах солнца звук трубы пропел.
На царственных плечах, для всех нечаянно,
Выходим мы за времени предел.
Оболганные лживыми пророками,
Исхлёстанные выгоды плетьми
Мы вырвемся из воровского логова,
Останемся стихами и детьми…

Пути эпох до стыков опуская...

Пути эпох Руси до стыков опуская,
Звенели целый век «обходчики с серпом»,
Всё строили нам «рай» из лагерных сараев,
Мешая дым кадил с асфальтом и песком.
Воронка льстивых слов затягивает души,
Костями ею вымощен Европы материк.
Закат багров в крови, где нефтяные лужи
И Ноттердама дым в один увидишь клик.


«Пурпурным нимбом обнимал»

Пурпурным нимбом обнимал
закат распахнутые окна
и глаз - молчания волокнам
и дух мой шорохам внимал.
Как тягостно лет сегоденье,
ночь разрезая сваркой звезд,
Запутанные в мировоззреньях,
Куда мы строим жизни мост?
Холодного рассудка взгляд
Зрачок из тьмы во тьму вперяя,
Из полноты благого рая
Схимичил техногенный ад.

«На последней к рассвету страже»

На последней к рассвету страже
Тих мозаик зеркальных вдох,
Сон разбит и охрой окрашен
Огненосной зари ледок.
В измерениях Божьей сути,
Окружённый цветным гало,
Из незримости став прилюден,
Мир поющий плывёт в стекло.
Ослепительных дней задаток,
Благовестия горний след,
На окрашенный гроб не падок,
Отражается стих, как свет.
Пусть сегодня продрог и вымерз
Глас, наветом сожжён дотла,
Раскачнётся цветущий ирис,
Распадётся туманов мгла
И отправится в путь-дорогу,
Из нелепицы выйдя вон,
Мироздание босоногих
В грозовеющих туч озон.

«К конвульсиям смыслов сведен»

К конвульсиям смыслов сведен, не прожеван символик слой,
Беззащитна душа перед магией смартфонотек.
Тетива звенит, направляя стрелой антител стих рассветный свой,
Самописцев хмелем больной головы весь дочитан трек.
Недостаточность полубезумцев одета в транс,
Роза ветреных дел достигает полураспада дна,
Но с душой уж вошёл Откровений Огонь в резонанс,
Расплываются в дым пароксизмы болезней ума,
Зарастают раны разорванных смарт-времён,
На измученных лицах от Спаса играет блик,
Символических смыслов радогенез до глубин обнажён,
Среди волн гравитаций Блаженных звенит восклик
Теней извилистой мимикой обуглен вселенной формат,
Шкалою рассудка контужен стихий импровиз.
По колено в сугробах скорбей отбеливал стихопад,
Антинемирного солнца взвивая размерный бриз.
Такты ночные всплывают в груди, побеждая некроз.
Ран душевных текстуры рифмованы с палой листвой.
Чувств напряжённых аккорды сплетаются в метемпсихоз,
Густо крошатся на магии тропосов вразнобой.
Грузят еще шаровидности и кубатуры нейронов узлы,
Онемевшие строчки в оправе эклиптики громоздя.
Густо бормочет костер, доедая хрустящие комья мглы,
Растворяя шипящий озон в патефоне дождя.
Как ты ни прячься, годы останутся, будут ритмом звучать,
Обожженная кожа сердца сползает годами пестра.
Провались в себя, пусть ты нищ ещё и безкрыл в плечах,
Атональными сердца стихами сгоняя инстинктов страх.

«Цветные отблески в пространстве окон пели…»

Цветные отблески в пространстве окон пели
И горизонт вплетался в шёпот губ -
Из синей одномерности метели
Рождался иномирности вселюб.
Молебна тишины слуга прилежный,
уж луч внимания скользнул по тайникам,
Схороненным в кристалле снов нездешних,
И уводил к раздумьям и стихам.
В гипнозе снежном эхо замерзало,
снов контур шевелился и густел,
где трасса паутины представала
симметрией короны на листе.

«Глас струится медной скукой»

Глас струится медной скукой,
отраженный звон дрожит,
монетарно мерным стуком
Заколочен слух души.
Память грузным батискафом
Поднимает боль со дна -
Ленту ночи телеграфа,
Каучукового сна.
Суетился сумрак блеском,
Хвост поджав, век-волк бродил,
миражи дорог прелестных
мы искали что есть сил.
Набродились по откосам,
Надорвались до аорт,
Сединой простоволосой
Воин пьяный ныне горд.
Свет фонарный обескровлен
снегопад остекленел,
пахнет смертью в изголовье
колыбели русских тел.
«Сегодня небо запахами дышит...»

Сегодня небо запахами дышит,
я вышел на охоту за стихом,
как ищут солнце листья, дети, мыши,
невидимость ловя за хвост пером.
События всегда горизонтальны
а человек, как вертикаль струны,
натянут нотой АУМ безначально,
как сердце воплощающее сны.
Среди летящих звезд и листопадов
во тьме горящих болью чьих-то ран,
стать он мечтает не игрушкой ада
а возглавляющим победных ратей стан.
Как сердце Агнца, Свет крестообразен,
Так мысль твоя, всегда она с тобой,
Мечом обороняет от соблазнов
И с бездной продолжает вечный бой.
В груди скрещены ритмов тетраморфы,
Их не познают спящие умы,
Погрязшие в болотных истин торфах
И не желающие вылезти, увы.
Но к Свету нас выводит из туманов
Не кладбища честной аксессуар,
Не Ариадны нить и мудрости экранов
а Жизнь творящий Духа Свята дар.

«Был день взволнован»

Был день взволнован, тревожно ветви
тянули к небу персты кустов,
где иглы ночи в прорехах ветхих,
сшивают ткани словес-основ.
На ряби капель оконных стекол
Змеятся искры фонарных плат
О твердь земную как Финист-Сокол
Упрямо бьются мой дух и взгляд.
В воронке ночи бормочут речи,
Язык пустого трещанья скор
И сердцу ветер с дождем перечат,
И не сулят для души простор.

«Костёр»

Сентябрьские листья тлели в печали,
псалмы их костер возносил,
догматами Неба искры звучали
И ладаном дым кадил,
Роняя усталого сока слезы.
Окончен их с ветром гон
и я, как листья, нагой и босый,
К Костру Любви пригвожден.

«Стеклянный взгляд»

Стеклянный взгляд туманы полосует,
Разъела соль тоски
души прицел,
Где космос крабовидно светит всуе.
И дней текущих свиток онемел.
Покой стиха в податливости пальцев,
С улыбкой губ, застывшею навек,
Быть может чьим-то сном, как пламя танца,
Как ветром расцелованный побег.
Был временем оржавлен дар наитий;
Лохматым псом гнездится тишина.
Пора б извлечь из теневых событий
Огонь в присутствии небесного окна.
Покоем безучастным даль блестела;
К щеке прижалась слёзная звезда;
Звук замирал в тиши седой несмело;
Задумчив лёт отпавшего листа.

«Вот, отзвучав, растворился пульсар светофора»

Вот, отзвучав, растворился пульсар светофора,
Лепет болтливый доспел до сиреневых звёзд,
Духов духами я снова посажен на скорый
Поезд, явлённый мне девой в составе из грёз.
Шёлковым спущен чулком освежающий вечер,
Птиц из фантазий ночных прорастает вокал,
Галки
кусочек вороний толкуют на вече,
Всё дознаются, кто дар ей такой подослал.
Ночь конвертирует в зов
пустоты безконечность,
Капельниц звёздных
на рельсах блестит молоко,
Окна – проталины глаз в иномирную млечность,
Спины спиральных ветвей –
на сединах висков.
Пил невесомости знойной
вино полудрёмы,
Солнечным словом угасшие звёзды крестил.
В косы вплетая твои
световую солому,
Истины сок
из источников глаз твоих пил.
Синью их был окрылён огневидной сердечно…
Каюсь в бездарности слов, но ладони тяну
Вьюгой опавших цветов к твоей милости вечной,
В зелени мутного сока качая Весну.
В звуках играющих бликов
ручья на рассвете,
В графике почек любви, ожидающей жизнь,
Сумрак тобою замедлен, в надежде ответит
Пульсу сердечного взлёта над холодом лжи.

«Нас расширяет к небу сердцеокость»

Нас расширяет к небу сердцеокость,
Пружинит болью времени змея,
Восстанут Века целого пророки
В прицеле перекрёстном бытия.
Крадётся ночь дурманом многоточий,
Свет распружинивая в лучевой бросок.
Ладоней линеарностью упрочен,
В промёрзшем сердце тает льда кусок.
Бездонность, расцветая в симметричность,
Доносится как странствия капель.
В провалах поднебесности безличной
Нас примиряет с елями метель.
В осколках пустоты зеркально гулких
Находим всё ж себе сосуд хмельной
И в этом млечно-звёздном закоулке
Стихом даруем дождик проливной
Из пробы солнечной сердечности наивной
Чуть дымным взглядом заоконной детворы
Лик Господа является из ливня
На край мгновенья сброшенной игры.
Не накормить любовь червями снов,
дар солнечный - удар реальной боли.
По вере глубже квантовых основ,
Мелодий ветры лишь случайно ловим.
На аверс Лика реверс меченосный
Сменяем мы, на Лето Божьих чад
И оживёт однажды в сенокосах,
В кавернах отболевших дивный сад.
Прозрачной радугой водо-воздушной пыли
В нас зреет лето в сумерках земли,
несомы ветром, мы то сонно стынем,
то с якоря снимаем корабли.

Русский дух

Нам говорят: наш путь из тьмы во тьму,
мы сами - тьма и в мрак шаг утопает.
Душа нирваны ждёт, потребен Миф уму,
молчанью, мол, снотворность подобает.
Скрещённый с тишиной, ум огненным волчком
запутался в Даниловых седминах.
В летучих рыбах дней расширив свой зрачок,
стоим сегодня в шаге от пучины.
Сменились времена и плясок пламена
в перуновых замкнулись ностальгиях.
Изми из сердца код разорванного сна,
нашёптанного ледяной стихией!
Звук пурпура струит крылатый конь комет
с небес подножья дерзостным регистром:
МИР СОТВОРЁН КАК СТИХ!
ПОЭМОЙ - БЕЛЫЙ СВЕТ!
Что растворяется до сока в жилах листьев.
Из четырёх зверей небесных голосов
шагнула радуга энергий семицветных.
В скрещении углов, в паренье нежных слов
блаженство дарят Мать, Отец и Лето.
Да взращиваешь ты, где смерть и теснота,
басовым просверком струны цветы Невесты!
Как цвет смолы тугой, раскроет береста
нам логос начертаний неизвестных.
Когда умолкнет стих и канет в Лету речь
и звуков струнный перебор предстанет тишью,
на струях силовых из огнезрачных плеч
словесность древняя восстанет к славе вышней.
Горгулий ночь пришла. Совиных фонарей
огни таращатся, всё в камерах сличая.
Всему отмерен срок, и протрубит Восток
тьму осыпая солнечно лучами.
И Солнце семена секунд своих раздаст,
в мелодий тропос духом облекая.
И знаем мы, что ритм и звуков новых
Глас лишь сердца болью Космос расширяют.
Под пересуды тьмы, медийных кукол сонм
низводит высшее до низменно земного,
но святорусский дух, прозрачно невесом
был коронован как Предтеча Слова.
Когда ночная мгла вся на синь изойдёт
и время обернётся к нам Зарёю,
мука шестого дня Век Русский испечёт,
все скорби сердца вымешав с мукою…
Ведь Русским кораблём распахан чернозём
и волны подняты корней сокровищ духа.
В девичьей ли красе, в походе ль боевом
ищи свой путь отверстым в Небо ухом.

ВИНО НЕВИДАННОЕ

Квадраты «крыш» затягивают ночи,
Асфальтово сгустилась Пустота,
Хруст цифрового льда - до оболочки
Все выморозил – до костей Креста!

Срослись Число и мрак как Безконечность,
Взор упирается в очерченную рябь,
И, кажется, открыть запоры нечем,
Опоры нет, туманная лишь хлябь
Лжи каменные волны расплескали
По цифрам Целомудрия Родник,
И в сетях Тьмы, в ущельях зазеркалий
Алфавитом рассыпан ум-язык.
Лукавый дух вещает нам с амвонов:
- Прощайте всё! Смирение сперва! -
Над сонмами обрядом приземленных
пустые воздевая рукава.
- И трех шестёрок принимайте имя,
Он все простит! Всемилостив наш Бог!
Ведь душу легкими не выдохнешь своими!
Число – пустяк, а слово – выдох-вдох.
Ведь имя ваше - только оболочка,
а камера - не «вальтер» у виска.
Всего лишь только это зренья точка,
как время - лишь движение песка.

Вот так шумят они «Да кто уж и Господь нам!
Язык при нас и нам принадлежит.
И скажем им всё то, что НАМ угодно».
Но Бог угодников тех всяко истребит!
Эпоха Царства в муках дней созрела.
Ресницы Солнца - под зрачком Луны.
«Молчание» молчать уж расхотело :
- ОСТАЛИСЬ ЛИ У СУЩЕГО СЫНЫ?
Господне Слово – как грозы раскаты,
Каких еще вам нужно слышать слов?!
Коль числовое имя – имя Ада,
Что ж верите вы лжи МП- батьков ?!
В СИОНОВ НЫНЕ ЦВЕТ ПРЕСУЩЕСТВИЛАСЬ
ОКРАШЕННАЯ ПУРПУРОМ ЗЕМЛЯ,
ПОКРОВЫ ШЕСТОДНЕВЬЯ ОПУСТИЛИСЬ
НА ЖЕРТВЕННИК ЗЕМНОГО АЛТАРЯ,

КАК КРЕСТ НАД МИРОМ, ПРАВДЫ ГОРНЕЙ МУДРОСТЬ,
ЗАВЕТ ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ ПРЕДСТАЛ,
ВИНО НЕВИДАННОЕ В НОВЫЕ СОСУДЫ
ИЗЛИТО НА РУБЛЕВСКИЙ ПЬЕДЕСТАЛ.

Понравилась эта вещица
www.next-portal.ru/composition/81799/

Appendix
Закончив курс "Меч именной", подумал, что соборянам могут быть интересны некоторые материалы из своей личной папки. Материалы разные. Вот, например, по истории РПЦ, недавней. Моя духовная подруга инокиня Ефросинья, с которой мы вместе паломничали в Боголюбово по Владимиром, была категорической неприемницей Алексия Ридигера. Пимена она считала последним православным патриархом РПЦ. Когда Ридигер приезжал в наш монастырь, мы с ней отказались идти под его благословение. Ну вот, здесь файл по теме выборов Алексия.

Иван Поддубный
21 мая в 9:34
Действия
.
История в кадре / History.doc
21 мая 2019 в 9:30
Председатель Совета по делам религий Константин Харчев: «Я не помню ни одной просьбы от иерархов и священников открывать церкви. Они боялись» (ЧАСТЬ 5).

Но ведь письмо против вас было написано еще при патриархе Пимене?

Да, но Пимен этого письма не видел. Он уже был в очень плохом состоянии. Его подписали четыре митрополита. Алексий (Ридигер) тоже поначалу не хотел подписывать. Ему не за что было на меня обижаться. Первыми подписали митрополиты: Киевский Филарет (Денисенко), Минский Филарет (Вахромеев), управделами Патриархии митрополит Одесский Сергий (Петров). Горбачев подписал приказ о моем увольнении, и скорее всего даже не разбирался, в чем дело. Мне потом говорили, что одновременно он подписал 200 документов, и вообще его больше интересовали другие дела.

То есть подписали все основные тогдашние претенденты на патриаршество? Смена патриарха Московского и всея Руси — ведь тоже важная веха в истории перестройки?

Да, в 1990 году сменился патриарх. Я уже не был председателем. Но подготовка к выборам шла еще до смерти Пимена. Развернулась нешуточная борьба. Пимен просил убрать подальше Алексия (Ридигера), который 25 лет был управделами Московского патриархата. Его перевели на кафедру в Ленинграде. Выборы патриарха было решено сделать свободными. Раньше Совет по делам религий рекомендовал епископам, за кого голосовать, а они не смели ослушаться. Это было плохо, но патриарха выбирали в интересах государства. Так, не выбрали в свое время Никодима (Ротова), потому что он проводил экуменическую политику сближения с католицизмом. Его деятельность была выгодна для улучшения имиджа нашей страны, но для патриаршества он уже не годился. Католическая церковь тогда была в списке недругов СССР. Алексий тоже не был фаворитом. В Совете его не рекомендовали патриархом. В условиях свободы выбрали Алексия. Почему? Трудно сказать. Может быть, будучи управделами РПЦ на протяжении 25 лет и заведуя всеми финансовыми и хозяйственными делами Церкви, он мог лучше доказать избирателям свое первенство.

У нас на первом месте стоял Киевский митрополит Филарет (Денисенко). Это объяснялось тем, что большинство верующих и приходов были на территории Украины. Филарет был выдающимся церковным дипломатом. Стань он патриархом, сегодня он не дал бы украинским верующим отдалиться от России. Думаю, он бы внес свои коррективы в проект «русского мира». Разве можно разделить христиан на русский и нерусский миры?

Несмотря на конкуренцию, у всех претендентов был один интерес: уйти из-под финансового контроля государства. Тогда уже в РПЦ хлынул поток верующих, доходы возросли. Сотрудники Совета докладывали, что когда, например, открыли пещеры Киево-Печерской лавры, деньги оттуда выносили мешками без всякого учета. И это тоже было во времена Филарета.


Как менялся уровень жизни иерархов РПЦ на протяжении перестройки?

Первое, что я понял, когда пришел на должность председателя: иерархи Церкви живут так же, как партийная верхушка. Ничуть не хуже. Отличались только тем, что у них было больше свободы в приобретении материальной выгоды. Квартиры иерархам Совет давал. Обращался ко мне, например, тот же Алексий, я передавал просьбу в Совмин. И там, как правило, не отказывали. Давали вне очереди площадь такую же, как партийным работникам высшего звена. Скажем, в Москве получали на одного трехкомнатную квартиру. Отдыхали они в санаториях ЦК. Епископу, как правило, предоставляли 3–4-комнатный люкс, и еще номера для его охраны и всех обслуживающих матушек.

Зарплату им не платили, РПЦ содержала сама себя. Но поскольку церквей было мало, а верующих много, то всегда были они при деньгах. Вот пример. Едем мы вместе с иерархами за границу. Я получаю 26 долларов командировочных в сутки. Боюсь лишний раз зайти куда-то. А епископ, который со мной, приглашает в ресторан. Я ему: «Не могу». А он: «Не волнуйтесь», — и показывает полный бумажник долларов. Кто ему обменивал эти доллары? Государство. Их же деньги обменивали на валюту. за их международную деятельность. В год выделялось примерно 3 миллиона долларов. А курс был, кажется, 50 копеек за доллар.


Другие религии тоже почувствовали послабления по время перестройки? Горбачев ведь принимал главу Церкви объединения Муна?

Мун — это деньги, капитал. Тогда он нужен был. Горбачеву его «подсовывали». Других протестантов он не принимал. Мы пытались поставить все религиозные движения в одинаковые условия. Открывали синагоги. Раввинов стали готовить в Венгрии. В Москве стали производить мацу. Признали кришнаитов по просьбе индийского посла. Он позвонил мне и говорит: «Как посол посла прошу, посмотрите, как можно помочь?» Было принято решение, и впервые наши кришнаиты поехали на съезд в Индию.

Обращали внимание на то, иностранного происхождения организация или отечественная, «коренная»?

Тогда был несколько иной подход. Многие христианские деноминации, неправославные, в СССР рассматривали не как духовные общины, а как чисто антисоветские организации, ведущие подрывную деятельность. В этом смысле РПЦ, особенно ее руководство, находилась под большим контролем властей. Тем не менее перестройка отношений государства и религий касалась не только православия, но и ислама, иудаизма и других традиций.


В те времена разделяли мусульман на традиционных и нетрадиционных? Понимали ли опасность ваххабизма?

Нет, тогда никаких ваххабитов не было, потому что не было никакого влияния заграничных мусульман на наших. Границы были закрыты, зарубежные «учительские» кадры не приезжали. Интересна история с возвращением верующим Корана Османа (древнейшая сохранившаяся до наших дней рукопись Корана. — прим.). Она показала, как глубока вера советских мусульман. По ходатайству Совета решено было передать Коран верующим. Это был показатель, что мы не только возвращаем святые мощи православным. Коран был возвращен в мечеть. На церемонии передачи собралось огромное количество правоверных. Была охрана, милицию подняли на ноги. Их повалили, смяли. Мы не могли пробиться к помосту на площади. У муфтия были охранники, крепкие ребята. Им пришлось изрядно поработать и плечами, и кулаками. Муфтий Талгат Таджуддин потом вспоминал, что правоверные прыгали из квартир на втором этаже, чтобы только дотронуться до Корана. Меня подняли на помост на плечах. Страшно! Думал, растопчут. В 1921 году еще Ленин мусульманам передавал этот Коран, потом его государство забрало.

Наверное, в мусульманских регионах возрождение религии происходило легче, чем в европейской части СССР?

Я помню, как открывали медресе в Баку. Когда я приехал в Азербайджан, Паша-заде, ныне здравствующий муфтий, попросил открыть медресе. В Баку не было духовного училища. Местные партийные власти не соглашались, стояли насмерть. Я пошел к членам республиканского Политбюро. Сидят, молчат. Мне стало обидно. Совет по делам религий дал согласие, а они сопротивляются! Я не выдержал и сказал, что мне стыдно, что я, русский, прошу у них, мусульман по происхождению, открыть медресе! Попросил их: не надо голосовать, кто «за», кто «против», просто промолчите. И на этом порешили. Никто не мог сказать «да», но и никто не сказал «нет».

Этот прием я уже использовал ранее, когда в Смоленске совет постановил открыть кафедральный собор. Там тогда архиепископом был Кирилл (Гундяев). Его направили туда в конце 1984 года, когда сняли с поста ректора Ленинградской духовной академии. Он приехал в Смоленск, а там разруха, храмы в запустении. На месте его встречал местный представитель Совета, размещал, опекал. Без нашего сотрудника ни один иерарх не мог ничего сделать. Да, епархия была действительно бедная. Совет решил вопрос об открытии некоторых церквей, и жизнь потихоньку наладилась. Кирилл мне подарил икону Богоматери, в серебряном окладе. Она и сейчас у меня дома стоит. Как и складень, подаренный патриархом Пименом.


По какому случаю?

Наверное, на память. За то, что Совет помог предоставить ему правительственный автомобиль ЗИЛ. Сначала у него была «Волга», довольно приличная, и еще один какой-то кабриолет, иномарка потрепанная. На «Волгах» тогда ездили министры, а на ЗИЛах только партийные деятели, их на всю Москву было чуть более десятка. Патриарх был болен, еле ходил, сам был грузный. Как-то я заметил, что он с трудом садится в свою «Волгу». Она же узкая. Стало неловко. Задались целью поменять машину. Надо было с патриархом это согласовать. Как-то сидели в Елоховском храме, там у них под куполом есть помещение. Праздновали какой-то юбилей. Подошел к нему, рассказал о планах поменять ему машину. Он посмотрел на меня, промолчал. Осторожный был человек. Потом ко мне подходит его приближенный, передает икону — дар от патриарха.

Спрашиваю: «Как патриарх на мое предложение отреагировал?» Он: «Очень хорошо!» Тогда попросили Совмин что-то дать, подержанную машину после министра или члена Политбюро. Я позвонил председателю Совета министров Николаю Рыжкову. Надо сказать, к просьбам Церкви он относился всегда благожелательно. И в этот раз он предложил подготовить письмо Совета по делам религий. Буквально через неделю он перезвонил и сообщил, что нашли ЗИЛ. Получите, говорит, у председателя КГБ. Он меняет машину, а свою отдает, только спецоборудование снимут. Передали. Проходит какое-то время. Заходит помощник патриарха, просит спуститься вниз: Пимен ждет в машине. Гляжу: сидит, дверца открыта. Шикарнейший ЗИЛ. Пимен говорит: «Константин Михайлович, прошу проехаться со мной в первый раз на новой машине!» Сел к нему, поехали в Переделкино в его резиденцию. Тут самое интересное началось. Милиция же не знает, кто в машине едет. Все знают эту машину как автомобиль председателя КГБ. Свет перекрывают, постовые честь отдают. Пимен страшно был доволен.


Приходилось ли вам сталкиваться со священниками-диссидентами, такими как Павел Адельгейм, Глеб Якунин, Лев Регельсон?

Приходилось. Тогда я с ними и познакомился. Как раз выпустили из заключения Якунина. Они тогда неплохо относились к перестройке. Мы с ними на улице встречались, они все боялись, что их прослушивают. Но Совет ими не занимался. Они как диссиденты по линии КГБ шли. Что интересно, ни один иерарх Церкви в то время не вспоминал, что они сидят в тюрьмах.


В перестройку была попытка ввести Церковь во власть. Митрополит Алексий (Ридигер) даже был избран на Съезд народных депутатов СССР. Зачем?

Да, это было при мне. Мы даже рекомендовали и его, и Пимена, и других. Нам тогда казалось, что нет ничего плохого в том, что церковники будут призывать с трибун к миру и состраданию. У нас ведь демократия. Возник вопрос: как быть с религиозными деятелями? Мы написали записку, дали кандидатуры. Потом они уже сами отказались от представительства в органах законодательной власти, но не из-за альтруизма, а потому что вместе со всеми надо было отвечать за решения власти. Думаю, что сейчас было бы полезным присутствие священнослужителей в депутатском корпусе. Тогда бы было понятно истинное отношение Церкви к тем или иным решениям власти.


Как бы вы оценили итоги перестройки спустя 30 лет?

Вопрос непростой. Может быть, это покажется фантазией, но я считаю, что реформы должны быть продолжены. Перемены сегодня требуются и в отношениях Церкви и государства, и в отношениях внутри Церкви между иерархами и священниками, верующими и клиром. Действительно, здесь большие проблемы. Посмотрите на положение священников. Многие сравнивают это положение с рабским. По-видимому, нужны изменения в уставе Церкви. Говорю это как верующий. Привести устав, наконец, в соответствие с уставом 1918 года, времен патриарха Тихона. Тогда, возможно, Церковь действительно будет братством единоверцев. В отношениях Церкви и государства необходимо отделить церковную власть от государственной. Как? Нужен независимый государственный орган, не подотчетный исполнительной власти, может быть, при парламенте. Возможно, тогда никто не будет вспоминать о коррупции в Церкви.
ruvera.ru/articles/predsedatel_soveta_religii ..

Всем Веры, чудес, мистики и Пробуждений!

А теперь для соборян файл посерьёзнее КАК МАТРИЦА РЕДАКТИРОВАЛА РУССКУЮ ИСТОРИЮ

Русский Летописец
Сгордостью сообщаем, что на нашем сайте впервые публикуется ценнейший источник по мировой и в особенности русской истории. Это Русский Летописец 1649 года, который ранее никогда не публиковался. Он был недавно обнаружен в собрании старинных книг и рукописей Вадима Сергеевича Якунина, оцифрован издательством «АКТЕОН» и любезно передан нашему сайту для размещения. Также издательством «АКТЕОН» выпущено факсимиле Русского Летописца. Помимо оцифрованного оригинала, на сайте будет опубликована транслитерация.
«Русский Летописец». Факсимильное издание
Перед тем, как Летописец попал в собрание В. С. Якунина, он находился в собрании Стефана Федоровича Севастьянова (1872–1943 гг.) — известного старообрядческого книголюба, одного из первых собирателей древних русских книг и рукописей в советское время. В. С. Якунин приобрел собрание Севастьянова у его наследников.
«Русский Летописец». Титульный лист
Согласно владельческой записи, в XVIII веке якунинская рукопись Русского Летописца была келейной книгой епископа Астраханского и Ставропольского Мефодия. Известный церковный деятель епископ Мефодий родился в 1700 году под Суздалем, погиб в 1776 году, вскоре после разгрома Пугачева. Приведем краткую справку об этом замечательном человеке (источник: eparhia-saratov.ru).
«Не столько радовался древний Израиль о избавлении своем из Египта, перешед Чермное море, — пишет его современник, — сколько духовенство и граждане Астраханские, увидя прибывшаго к ним давно желаемаго ими пастыря. Поистине пастырь сей был добрый: он был примером всякой добродетели, был правды ревнитель, кротости и смирения образец, трудолюбия и воздержания рачитель, обидимых защитник, питатель сирых и отец».
По усмирению Пугачевского бунта, когда сам Пугачев уже был казнен в Москве, приступили к суду и расправе с теми, которые принимали участие в мятеже. Императрица Екатерина II имела столь великое уважение к епископу Мефодию, что весь суд и расправу над духовными лицами, склонившимися на сторону самозванца, поручила ему:
«Что он над нами сделает, тому так и быть».
И вот в мае 1775 года привезли в Астрахань до 1000 человек монахов, священников, диаконов и причетников и привели к собору в оковах, оборванных, истомленных от голода и всяких невзгод тогдашнего тюремного заключения. В 2 часа пополудни епископ Мефодий велел ударять редко в большой колокол. На этот необычайный в такое время звон народ толпами спешил к собору; собралось в соборе и все духовенство. Святитель в малом архиерейском облачении и с посохом вышел на кружало, дал несчастным знак, чтобы они к нему приблизились, посмотрел на них, заплакал и сказал: «Бог и Всемилостивейшая Государыня всех прощает, и я, по данной от нее власти, прощаю вас и разрешаю; сбивайте оковы с них!» … Когда губернатор Бекетов стал говорить Мефодию, что с бунтовщиками так не поступают, он сказал ему: «Разве они виноваты? Вы — военные и все чиновники — что с пушками делали? — бежали, оставили свое звание, нарушили присягу! Разве вас попы с крестом и с кадилом могут защищать?».
Вскоре после этого, в 1776 году, епископ Мефодий упал в кипящий колодезь и скончался. Весть о неожиданной кончине любимого архипастыря поразила жителей города Астрахани глубокою скорбью, которая особенно выразилась тогда, когда смертные останки его привезли в Астрахань. Почти все жители города с горьким плачем вышли встречать своего покойного архипастыря. Тут были даже татары и язычники, которые вопили: «Кто нас будет теперь питать и одевать? Кто за нас заступится?»
Епископ Мефодий держал Русский Летописец у себя в келье как одну из книг, к которым постоянно обращался.
Русский Летописец 1649 года
Небольшой отрывок из Русского Летописца был обнародован Н. И. Новиковым в XVIII веке в его известной «Древней Российской вифлиотике». Новиков считал его частью Суздальской летописи, однако полностью эту летопись не опубликовал. Возможно, что «Суздальская летопись» Новикова и якунинский Русский Летописец — одно и то же произведение. Следует отметить ясный, хорошо поставленный слог автора Летописца, а также высокопрофессиональный каллиграфический почерк рукописи.
Теперь скажем о главном — о самом Русском Летописце, о его содержании и о его значении для понимания русской истории. С самых первых страниц Русского Летописца становится очевидно, что это не просто ценнейший источник, последовательно описывающий забытую сегодня версию древней русской истории, а ни много ни мало первоисточник Повести временных лет (ПВЛ).
Оглавление раздела истории русской земли
Сравнение Русского Летописца с Повестью временных лет не оставляет никаких сомнений в том, что автор ПВЛ, описывая начало русской истории, имел перед собой Русский Летописец и целенаправленно редактировал его, выбрасывая одни части и вставляя другие, с четко поставленной целью: представить Киев «матерью городов русских», колыбелью русской государственности. Хотя в его первоисточнике — Русском летописце — картина древнейшей русской истории была совсем другой. Киев появляется там в середине летописного повествования как город, завоеванный новгородцами и ростовцами уже после основания Москвы. Киев присоединяется новгородско-ростовскими князьями к их огромному, уже охватившему Западную Сибирь, государству. Захватив Киев, они присоединяют к своему титулу «великих князей Новгородских», также «и Киевских». При этом их столица находится в городе Владимире.
Теперь становится понятно, почему Повесть временных лет (ПВЛ) начинается со слов «Сия книга Летописец. Повесть временных лет черноризца Феодосьева монастыря Печерского, откуда есть пошла Русская земля и кто в ней почал первое княжити».
Здесь ясно сказано, что ПВЛ была составлена в Киево-Печерском («Феодосьевом») монастыре неким безымянным черноризцем. Повесть временных лет в своей начальной части четко следует Русскому Летописцу, внося в него следующие изменения: опущены почти все события русской истории до завоевания Киева князем Олегом, сведены к минимуму описания докиевского, новгородского периода. В итоге этого сокращения русская история в ПВЛ начинается с того, что новгородцы, неизвестно по каким причинам, решили вдруг призвать себе князей-варягов. Те приехали, начали было княжить в Новгороде, но уже в следующем поколении заняли Киев и перенесли туда свою столицу. После чего подробно рассказывается об истории Киевской Руси, а Новгород отступает на второй план.
«Русский Летописец»
Благодаря обнаружению Русского Летописца можно с уверенностью утверждать, что киево-печерский черноризец составлял свою Повесть временных лет не в XV, а в XVII веке путем целенаправленного редактирования именно Русского Летописца. Этим разрешается ряд противоречий и неувязок Повести временных лет. Исторические факты, изложенные в Русском Летописце, представляют собой иную концепцию истории, без редактирования и последующей цензуры.
Особый интерес для наших читателей представляют главы, посвященные событиям русской истории, такие как: «О славянах и Руси», «О великом князе Рюрике», «О Крещении русской земли», «О граде Владимире». Несколько глав посвящены событиям смутного времени и воцарению династии Романовых; в них представлены новые исторические факты, включая присягу, подписанную первым представителем этой династии. Отметим, что Русский Летописец не просто рассказывает о крещении Руси апостолом Андреем, но и упоминает имя одного из первых русских епископов — Антипатра, присутствовавшего на Антиохийском соборе, осудившим ересь Павла Самосатского. Таким образом, согласно Русскому Летописцу, апостол Андрей создал русскую церковную иерархию, поставил русских епископов. Это было полноценное апостольское крещение.
Страница «Русского Летописца» с упоминанием апостола Андрея и одного из первых русских епископов
Редакция благодарит заведующего лабораторией исторической генетики Московского физико-технического института Х. Х. Мустафина и директора издательства «АКТЕОН» М. А. Якунина за предоставление на публикацию оцифрованной версии Русского Летописца.
Особый интерес для наших читателей представляют главы, посвященные событиям русской истории, такие как: «О славянах и Руси», «О великом князе Рюрике», «О Крещении русской земли», «О граде Владимире». Несколько глав посвящены событиям смутного времени и воцарению династии Романовых; в них представлены новые исторические факты, включая присягу, подписанную первым представителем этой династии. Отметим, что Русский Летописец не просто рассказывает о крещении Руси апостолом Андреем, но и упоминает имя одного из первых русских епископов — Антипатра, присутствовавшего на Антиохийском соборе, осудившим ересь Павла Самосатского. Таким образом, согласно Русскому Летописцу, апостол Андрей создал русскую церковную иерархию, поставил русских епископов. Это было полноценное апостольское крещение.

А теперь для соборян файл посерьёзнее КАК МАТРИЦА РЕДАКТИРОВАЛА РУССКУЮ ИСТОРИЮ

Русский Летописец
Сгордостью сообщаем, что на нашем сайте впервые публикуется ценнейший источник по мировой и в особенности русской истории. Это Русский Летописец 1649 года, который ранее никогда не публиковался. Он был недавно обнаружен в собрании старинных книг и рукописей Вадима Сергеевича Якунина, оцифрован издательством «АКТЕОН» и любезно передан нашему сайту для размещения. Также издательством «АКТЕОН» выпущено факсимиле Русского Летописца. Помимо оцифрованного оригинала, на сайте будет опубликована транслитерация.
«Русский Летописец». Факсимильное издание
Перед тем, как Летописец попал в собрание В. С. Якунина, он находился в собрании Стефана Федоровича Севастьянова (1872–1943 гг.) — известного старообрядческого книголюба, одного из первых собирателей древних русских книг и рукописей в советское время. В. С. Якунин приобрел собрание Севастьянова у его наследников.
«Русский Летописец». Титульный лист
Согласно владельческой записи, в XVIII веке якунинская рукопись Русского Летописца была келейной книгой епископа Астраханского и Ставропольского Мефодия. Известный церковный деятель епископ Мефодий родился в 1700 году под Суздалем, погиб в 1776 году, вскоре после разгрома Пугачева. Приведем краткую справку об этом замечательном человеке (источник: eparhia-saratov.ru).
«Не столько радовался древний Израиль о избавлении своем из Египта, перешед Чермное море, — пишет его современник, — сколько духовенство и граждане Астраханские, увидя прибывшаго к ним давно желаемаго ими пастыря. Поистине пастырь сей был добрый: он был примером всякой добродетели, был правды ревнитель, кротости и смирения образец, трудолюбия и воздержания рачитель, обидимых защитник, питатель сирых и отец».
По усмирению Пугачевского бунта, когда сам Пугачев уже был казнен в Москве, приступили к суду и расправе с теми, которые принимали участие в мятеже. Императрица Екатерина II имела столь великое уважение к епископу Мефодию, что весь суд и расправу над духовными лицами, склонившимися на сторону самозванца, поручила ему:
«Что он над нами сделает, тому так и быть».
И вот в мае 1775 года привезли в Астрахань до 1000 человек монахов, священников, диаконов и причетников и привели к собору в оковах, оборванных, истомленных от голода и всяких невзгод тогдашнего тюремного заключения. В 2 часа пополудни епископ Мефодий велел ударять редко в большой колокол. На этот необычайный в такое время звон народ толпами спешил к собору; собралось в соборе и все духовенство. Святитель в малом архиерейском облачении и с посохом вышел на кружало, дал несчастным знак, чтобы они к нему приблизились, посмотрел на них, заплакал и сказал: «Бог и Всемилостивейшая Государыня всех прощает, и я, по данной от нее власти, прощаю вас и разрешаю; сбивайте оковы с них!» … Когда губернатор Бекетов стал говорить Мефодию, что с бунтовщиками так не поступают, он сказал ему: «Разве они виноваты? Вы — военные и все чиновники — что с пушками делали? — бежали, оставили свое звание, нарушили присягу! Разве вас попы с крестом и с кадилом могут защищать?».
Вскоре после этого, в 1776 году, епископ Мефодий упал в кипящий колодезь и скончался. Весть о неожиданной кончине любимого архипастыря поразила жителей города Астрахани глубокою скорбью, которая особенно выразилась тогда, когда смертные останки его привезли в Астрахань. Почти все жители города с горьким плачем вышли встречать своего покойного архипастыря. Тут были даже татары и язычники, которые вопили: «Кто нас будет теперь питать и одевать? Кто за нас заступится?»
Епископ Мефодий держал Русский Летописец у себя в келье как одну из книг, к которым постоянно обращался.
Русский Летописец 1649 года
Небольшой отрывок из Русского Летописца был обнародован Н. И. Новиковым в XVIII веке в его известной «Древней Российской вифлиотике». Новиков считал его частью Суздальской летописи, однако полностью эту летопись не опубликовал. Возможно, что «Суздальская летопись» Новикова и якунинский Русский Летописец — одно и то же произведение. Следует отметить ясный, хорошо поставленный слог автора Летописца, а также высокопрофессиональный каллиграфический почерк рукописи.
Теперь скажем о главном — о самом Русском Летописце, о его содержании и о его значении для понимания русской истории. С самых первых страниц Русского Летописца становится очевидно, что это не просто ценнейший источник, последовательно описывающий забытую сегодня версию древней русской истории, а ни много ни мало первоисточник Повести временных лет (ПВЛ).
Оглавление раздела истории русской земли
Сравнение Русского Летописца с Повестью временных лет не оставляет никаких сомнений в том, что автор ПВЛ, описывая начало русской истории, имел перед собой Русский Летописец и целенаправленно редактировал его, выбрасывая одни части и вставляя другие, с четко поставленной целью: представить Киев «матерью городов русских», колыбелью русской государственности. Хотя в его первоисточнике — Русском летописце — картина древнейшей русской истории была совсем другой. Киев появляется там в середине летописного повествования как город, завоеванный новгородцами и ростовцами уже после основания Москвы. Киев присоединяется новгородско-ростовскими князьями к их огромному, уже охватившему Западную Сибирь, государству. Захватив Киев, они присоединяют к своему титулу «великих князей Новгородских», также «и Киевских». При этом их столица находится в городе Владимире.
Теперь становится понятно, почему Повесть временных лет (ПВЛ) начинается со слов «Сия книга Летописец. Повесть временных лет черноризца Феодосьева монастыря Печерского, откуда есть пошла Русская земля и кто в ней почал первое княжити».
Здесь ясно сказано, что ПВЛ была составлена в Киево-Печерском («Феодосьевом») монастыре неким безымянным черноризцем. Повесть временных лет в своей начальной части четко следует Русскому Летописцу, внося в него следующие изменения: опущены почти все события русской истории до завоевания Киева князем Олегом, сведены к минимуму описания докиевского, новгородского периода. В итоге этого сокращения русская история в ПВЛ начинается с того, что новгородцы, неизвестно по каким причинам, решили вдруг призвать себе князей-варягов. Те приехали, начали было княжить в Новгороде, но уже в следующем поколении заняли Киев и перенесли туда свою столицу. После чего подробно рассказывается об истории Киевской Руси, а Новгород отступает на второй план.
«Русский Летописец»
Благодаря обнаружению Русского Летописца можно с уверенностью утверждать, что киево-печерский черноризец составлял свою Повесть временных лет не в XV, а в XVII веке путем целенаправленного редактирования именно Русского Летописца. Этим разрешается ряд противоречий и неувязок Повести временных лет. Исторические факты, изложенные в Русском Летописце, представляют собой иную концепцию истории, без редактирования и последующей цензуры.
Особый интерес для наших читателей представляют главы, посвященные событиям русской истории, такие как: «О славянах и Руси», «О великом князе Рюрике», «О Крещении русской земли», «О граде Владимире». Несколько глав посвящены событиям смутного времени и воцарению династии Романовых; в них представлены новые исторические факты, включая присягу, подписанную первым представителем этой династии. Отметим, что Русский Летописец не просто рассказывает о крещении Руси апостолом Андреем, но и упоминает имя одного из первых русских епископов — Антипатра, присутствовавшего на Антиохийском соборе, осудившим ересь Павла Самосатского. Таким образом, согласно Русскому Летописцу, апостол Андрей создал русскую церковную иерархию, поставил русских епископов. Это было полноценное апостольское крещение.
Страница «Русского Летописца» с упоминанием апостола Андрея и одного из первых русских епископов
Редакция благодарит заведующего лабораторией исторической генетики Московского физико-технического института Х. Х. Мустафина и директора издательства «АКТЕОН» М. А. Якунина за предоставление на публикацию оцифрованной версии Русского Летописца.
Особый интерес для наших читателей представляют главы, посвященные событиям русской истории, такие как: «О славянах и Руси», «О великом князе Рюрике», «О Крещении русской земли», «О граде Владимире». Несколько глав посвящены событиям смутного времени и воцарению династии Романовых; в них представлены новые исторические факты, включая присягу, подписанную первым представителем этой династии. Отметим, что Русский Летописец не просто рассказывает о крещении Руси апостолом Андреем, но и упоминает имя одного из первых русских епископов — Антипатра, присутствовавшего на Антиохийском соборе, осудившим ересь Павла Самосатского. Таким образом, согласно Русскому Летописцу, апостол Андрей создал русскую церковную иерархию, поставил русских епископов. Это было полноценное апостольское крещение.

Прошу прощения, что помещаю такой объёмный материал без разбивки и комментариев.
Тема всё таже РЕДАКТИРОВАНИЕ РУССКОЙ ИСТОРИИ

Но даже и неспециалисту становится ясным, что "Русский летописец" - это источник для ПВЛ (Повесть временных лет), более того, он показывает как исходную точку русской государственной "пассионарности", начало её энергетического вектора Русский Север. Так что ПВЛ - это редактированная прокиевская версия.

Уж простите за большой объём. Илья, материал буквально "бомбический" по теме РЕДАКТИРОВАНИЕ МАТРИЦЕЙ РУССКОЙ ИСТОРИИ.

Сравнение начальных глав Русского Летописца с начальными главами Повести Временных Лет
VKOdnoklassnikiTwitterWhatsAppTelegramEmailCopy Link
________________________________________
См. продолжение →
________________________________________
Сайт «Русская вера» начинает публикацию уникального исторического источника — Русского Летописца 1649 года, который ранее никогда не публиковался. В этом документе содержится ценнейшая информация о малоизвестных или совсем неизвестных лицах и событиях русской истории. Не дожидаясь, когда будет готова качественная верстка Летописца в удобном для чтения виде (над этим в настоящее время идет работа, в ближайшие месяцы она появится на нашем сайте), мы начинаем размещать фотографии страниц Русского Летописца. В настоящий выпуск вошли разделы Летописца от начала русской истории до призвания варягов. Помимо фотографий, для удобства чтения дается транслитерация, а также сравнительная таблица с началом Повести Временных Лет.
***
Русский Летописец. Начало русской истории
Русский Летописец. От начала истории до призвания варягов. Читать оригинал →

Сравнение начальных глав Русского Летописца с начальными главами Повести Временных Лет
РУССКИЙ ЛЕТОПИСЕЦ (далее — РЛ)
(упрощенная транслитерация).
Кирпичным цветом отмечены параллели с ПВЛ ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ (далее — ПВЛ)
(упрощенная транслитерация).
Кирпичным цветом отмечены параллели с РЛ
Летопищик вкратце о Руской земле, от котораго колена Росиския и Словянския люди, и почему именуется Росия и Словяне, и о создании Великаго Нова града, и откуду влечашеся род Словянских князей.
Начнем же зде от начала, еже есть се. Сия книга летописец.
Повесть временных лет, черноризца Феодосьева монастыря Печерьскаго, откуда есть пошла Руская земля и кто в ней почал первое княжити.
Се начнем повесть сию.
Мы будем сравнивать здесь начальные разделы Русского Летописца (РЛ) с началом Повести Временных Лет (ПВЛ). При сравнении выясняется, что ПВЛ основана на заимствованиях из РЛ.
Русский Летописец написан ясным и хорошо поставленным слогом ученого человека. Мысли излагаются четко и последовательно, без повторов и ненужных отступлений.
Автор ПВЛ называет себя «черноризецем Феодосьева монастыря Печерскаго», то есть Киево-Печерской Лавры. С первых же строк киевский черноризец впадает в замешательство: что же он пишет, летопись или повесть? («летописец …повесть … повесть …»). Похоже, что он не имеет основательных навыков письменной речи.
В целом, начало ПВЛ следует началу РЛ, но упоминание о Новгороде опускается, поскольку, как будет видно из дальнейшего, цель автора ПВЛ — представить Киев «матерью городов русских», а Новгород отодвинуть на второй план. Хотя в его первоисточнике, Русском Летописце, все наоборот.
Обращает на себя внимание выражение ПВЛ «откуда есть пошла Руская земля». Оно не вполне грамотное, ведь пойти откуда-то может род или народ, но не земля. Однако, видя первоисточник, становится ясно, что это просто неумелая переработка выражения из РЛ: «откуда влечашася род Словянских князей».
Обратите внимание на исконное написание «Руская, Руский» через одно С как в РЛ, так и в ПВЛ (впрочем, в академической транслитерации ПВЛ 1989 года буква С удвоена). Широкое употребление двойного С в слове «Русский» началось в XVII веке под польским влиянием и является обратной калькой с известного способа передачи русского звука С удвоенным латинским SS (см. подробности в статье «Почему слово «Россия» мы сегодня пишем по-иноземному?»).
РЛ ПВЛ
Искони Бог сотвори небо и землю. Земля же бе невидима и неукрашена и тма верх бездны, и Дух Божий ношашеся верх воды, и прочая. Зде же сокращения ради многая Святая писания, яже писана о сотворении всея твари и о Адаме, претечем, но о сем точию да речем.
От Адама до потопа 2242 лета.
По потопе убо и по Нои начаша человецы множитися на земли. Ноеви же дети Сим, Хамъ и Афет разделиша всю землю на три части, и паде има жребий: Симу восточная страна, Хаму же полуденная страна, Афет убо западная и полунощная страна; По потопе 3-е сынове Ноеви разделиша землю: Сим, Хам, Афет. И яся въсток Симови: Персида, Ватрь доже и до Индикиа в долготу и в ширину и до Нирокуриа, якоже рещи от встока даже и до полуденьа, и Суриа, и Мидия, и Ефрат река, и Вавилон, Кордуна, Асуриане, Месопотамиа, Аравия Стареишаа, Елумаис, Инди, Равия Силнаа, Кулии, Колгини, Фикиа вся.
Хамови же яся полуденьнаа часть: Египет, Ефиопиа, прилежащиа ко Индом, другаа же Иефиопиа, из неаже исходит река ефиопьскаа Чермна, текущия на всток, Фивулии, прилежащи даже ко Куринии, Мармариа, Суриту, Ливуи, Нумидиа, Масуриа, Мавританьа, противу сущи Гадире; сущим же к встоком имат Киликию, Палефилию, Писидию, Мосию, Лукаонию, Фругию, Макалию, Ликию, Карию, Лудию, Масию, Трояду, Солиуду, Вифунию, Старую Фругию, и островы пакы иматъ: Сарданию, Крит, Купр, и реку Гиону, зовемую Нил.
Афетови же полунощная страна и западная: Мидия, Олваниа, Арменьа Малая и Великая, Кападокия, Фефлагони, Галатия, Кольхись, Въспории, Меоти, Дереви, Сармати Тавриани, Скуфиа и Фраци, Макидониа, Далматия, Малоси, Феласия, Локрия, Пелениа, яже и Полопонис наречется, Аркадиа, Ипирониа, Илурик, Словене, Лухотьа, Андриакиа, Андрьатинска пучина. Имат же и островы: Вританию, Сикелию, Евию, Родона, Хиона Лезвона, Куфирана, Закунфа, Кефалиния, Ифакину, Керкуру, и часть всякоа страны, и нарицаему Онию, и реку Тиугру, текущую межы Миды и Вавилоном до Понтьскаго моря на полунощныа страны, Дунаи, Днепр, и Кавкасиискиа горы, рекше Угорскыя, и отуда даже и до Днепра, и прочаа рекы: Десна, Припять, Двина, Волхов, Волга, иже идеть на всток в часть Симову. В Афетови же части седит русь, и чюдь, и вси языци: меря, мурома, весь мордва, заволоцкая чюдь, пермь, печера, ямь, литва, зимегова, корсь, сетгола, либь, Ляхове же, и пруси, и чюдь приседят к морю Варяжскому. По сему же морю приседять варязи, семо ко встоку придела Симова, по тому же морю седят к западу до земли Агаянскы, до Воложскы. Афетово бо колено то: варязи, всеи, урмане, галичане, немци, корлязи, венедици, фрягове и прочии, приседят к полуденью, соседяться со племенем Хамовым.
но еще живяще вси вкупе уста едины, и глас един всем. Сим же, Хам и Афет розделивше землю и жребьи метавше и никому же преступати в жребии братень и живяху кождо в своеи части; и бысть язык един.
Согласно средневековому обычаю, Летописцы начинались от сотворения мира. Автор РЛ, как человек ученый, так и делает. Он начинает как обычно: «Искони сотворил Бог небо и землю». Но затем, отметив, что сокращает многое из Священного писания, тут же переходит к началу своего повествования — разделению мира между сыновьями Ноя («Зде же сокращения ради многая Святая писания, яже писана о сотворении всея твари и о Адаме, претечем, но о сем точию да речем…»).
Киевский же черноризец, переписывая РЛ, опускает упоминание о сотворении мира. Очевидно, он просто не понимает, для чего оно тут нужно. Тем самым он показывает свое плохое знакомство со старой традицией летописания.
ПВЛ пытается дополнить сведения РЛ о первоначальном разделении мира между Симом, Хамом и Афетом, приводя длинные списки стран, им доставшихся. Эти списки заимствованы из греческих хроник, в первую очередь из Георгия Амартола. К русской истории они отношения не имеют и только уводят в сторону от темы повествования.
РЛ ПВЛ
Умыслиша суетно, да созиждут себе град и столп, ему же высота до небеси. И разгневася на них Бог за то суетное дело их. И размеси их на 72 языка. Они же согласистася кождо к согласию коегождо языка и тако разыдошася по странам, яко же о сем выше рехом. Бысть убо от потопа до разделения язык лет 500 и 30, а от Адама 2772 лета. И умножившимъся человеком на земли и помыслыша создати столп до небеси и град около его Вавилон, и създаша столп за 40 лет и не свершен бысть. И сниде господь бог видити град и столп, и рече господь богъ: «Се род един и язык единъ». И смеси господь бог языкы, и раздели на 70 и 2 языка, и рассеа по всеи земли. По размешение же язык бог ветром великым разрушити столп повеле, и есть останок его межи Асира и Вавилона, и есть в вы¬соту и в ширину локоть 5433 локти. В лета многа храним останок. По размешении же столпа и по разделение язык прияша сынове Сифови въсточныя страны, а Хамови сынове полуденыа страны, Афетови же сынове западныа страны прияша и полуденныа страны. От сих же 70 и 2 языку бысть язык словенеск, от племени же Афетова нарицаеми норци, еже суть словене.
Здесь автор ПВЛ в целом следует РЛ, лишь несколько дополняя его несущественными для темы повествования сведениями из Библии, которые, по его мнению, были напрасно опущены в РЛ.
Обращают на себя внимание повторы в ПВЛ. Так, о разделении мира между Симом, Хамом и Афетом в ПВЛ повторено целых три раза. Напротив, автор РЛ не повторяет один раз сказанного.
Крайне интересно, какое же славянское племя будет упомянуто в ПВЛ первым. Читаем: «От сих же 70 и 2 языку бысть язык словенеск, от племени же Афетова нарицаеми норци, еже суть словене». То есть в переводе на современный русский язык: «От тех же 72 народов был народ словенский, от племени Афетова, называемый норики, они же словене». Но средневековые «норики» — это жители Австрии, в том числе словенцы, жители современной Словении, которая отделилась от Австро-Венгрии. Таким образом, автор ПВЛ в качестве первого славянского племени называет нориков-словенцев. Это взгляд западного славянина!
Примечания.
1) По правилам старорусского языка от единственного числа «норик» образуется множественное «норицы» или «норци», как и написано в ПВЛ. Сегодня мы образуем множественное число не меняя К на Ц: норик – норики
2) В некоторых рукописях ПВЛ слово «норци» заменено на «иноверци», видимо, чтобы затушевать это яркое обстоятельство.
Далее следует большой раздел РЛ, полностью опущенный в ПВЛ.
РЛ
[О Скифе и Зардане]
Нецыи же от Афетовых правнуков — имя единому Скиф, а второму имя Зардан — и с прочими своего роду и языка вселишася во Аксинопонте близ Чернаго моря и живяху тамо многия лета. И породишася от них сынове и внуцы, и умножишася зело, и прозвашася — по имяни прадеда своего Скифа — Скифия Великая. И бысть между их распря и междоусобие и крамола многа тесноты ради места оного. Началницы же тогда бе над ним княжаху от сроников их, от единаго отца сынове пяточислени сущи, им же имена суть: первый Словен, вторый Русь, третий Болгар, четвертый Коман, пятый Истер.

[О родоначальниках славянских Словене и Русе]
Словену же и Русу мудростию и храбростию в роде своем всех превозшедши, и начаша размышляти со ближними своими, и рекоша сице: «Или толко вселенныя, иже под нами ныне, или несть во жребии праотца нашего Афета еще части земли благи и ко вселению человечю угодны. И ныне убо, братие и друзи, послушайте совета нашего. Отставим далече от нас вражду сию и несогласие, еже ныне тесноты ради творится в нас. И подвигнемся убо и идем и отлучимся от земли сея и от рода нашего, и пойдем по вселенней света суще во жребии прадеда нашего Афета, идеже нас приведет Бог, и подаст нам землю доброплодну во обитание». И угодна бысть сия речь Словенова и Русова всем людем. И вси, яко едиными усты, реша: «Благ совет князей наших, и добра речь угодна премудрых держателей наших».
И бысть в лето от Адама 3099 году Словен и Русь с роды своими отлучишася от Евксинопонта,
И идоша от роду своего и от братии своей. И хождаху по странам вселенныя, яко острокрилатии орли прелетаху сквозе пустыни многи, ищуще себе на вселение места благоприятна; и во многих местех почиваху мечтующеся, но нигде же тогда обретше вселения по сердцу своему.

[О начале Великого Словенска на месте будущего Великого Новгорода]
14 лет пустыя страны обхождаху, донде же дошедше езера некоего велика, Моиска зовомаго, последи же от Словена Ирмерь проименовася во имя сестры их Ирмери. И тогда старейший Словен с родом своим и со всеми иже под руками его седе на реце, зовомой тогда Мутная, последи же Волхов проименовася во имя старейшаго сына Словенова Волхова зовома. И поставиша град и именоваша его по имяни князя своего Словенск Великий, от иже ныне Нов град, от устья великаго езера Ирмеря вниз по велицей реце преименованием Волхове полтора поприща. И от того времени новопришелцы Скифстии начах именоватися Словяне, и реку некую, во Ирмерь езеро впадшую, прозваша Шелонею во имя жены Словеновы Шелони. Во имя же меншаго сына Словенова Волховца проименоваша протоку Волховцом, иже течет из великия реки Волхова и паки обращается в него.
Болший же сын оного князя Словена Волхов бе и угодник бесом и чародей, и лют в людех тогда бысть, и бесовскими ухищреими мечта творя много, и преобразуяся во образ лютаго зверя коркодила, и залягаше в той реце Волхове путь водный, и непокланяющихся ему овех пожираше, овех же испроверзая и уготовляя. Людие же тогда невегласи бяху сущи, богом того окаяннаго нарицаху: или Грома его или Перуна рекоша, — их бо языком гром перун именуется. Постави же он окаянный чародей нощных ради мечтаний и собирания бесовскаго градок мал на месте некоем зовомо Перыня, идеже и кумир Перунъ стояше. И баснословят о сем Волхве невегласи гаголюще, яко в боги сел окаянный. Мы же о том окаянном волхве и чародеи испытание много сотворше, яко зле разбиен бысть и удавлен от бесов в реце Волхове. И мечтанми бесовскими окоянное его тело несено бысть вверх по оной реце Волхову и извержено на берег протву Волховнаго его градка, иже ныне зовется Перыня; и со многим плачем ту от невеглас погребен бысть окаянный с великою тризною поганскою, и могилу ссыпаша над ним велми высоку, акоже обычай бысть поганым. И по трех убо днех окаяннаго того тризнища проседеся земля и пожре мерское тело коркодилово, и могила его просыпася с ним купно во дно адово.
Другий же сын Словенов малый Волховец живяше со отцем своим во граде своем Великом Словенце. И родися Волховцу сын Жилотуг. И протовка проименовася во имя его Жилотуг. В ней же утопе еще детеск имуще возраст.
Другий же брат Словенов Рус вселися на месте некоем растоянием от Словенска Великаго пятьдесят поприщ у Соленаго студенца, и созда град между двема реками, и нарече его во имя свое Руса, иже и до ныне именуется Руса Старая. Реку же, ту сущую едину, прозва во имя жены своея Порука. Другую же реку именова во имя дщери своея Полистою. И иныи градки многи Словен и Рус поставиша. И от того времяни по имяном князей своих и градов их начало приимши зватися людие сии Словяне и Руси.

[Об освоении славянами Западной Сибири, о военных походах славян в Египет и Грецию, о князьях славянских Великосане, Асане и Авехасане]
Бысть же от Адама до начала Великаго Словенска 3113 лет. Словен же и Рус живяху между собою в любви велицей и княжиша тамо. И завладеша многими странами. По них же сынове их княжах по коленом своим, и получивша себе славы вечныя и богатества много мечем своим и луком. Обладаша же и северными странами даже и до пределов Ледовитаго моря окрест Желтоводных и Зеленоводных вод, и по великим рекам, и за высокими и непроходными каменными горами во стране, рекомая Скир, еже есть Сибирь, по велицей Оби и до устия Беловодныя реки. Тамо бо много зверя, рекомаго дычка, сииречь соболь. Хождаху же и на Египетския страны, и во Еллинских и варварских странах; велий страх тогда от сих належаше. Началнейшии же тогда во Словянех и Русех князи быша, им же суть имена: 1) Великосан, 2) Асан, 3) Авехасан, сей же бех храбрством и мудростию многих превозшедши.

[О грамоте царя Александра Македонского к Великосану, Асану и Авехасану, повешенной в их святилище в Ростове Великом]
В лета же убо сих преди реченных триех Словянских и Руских князей бысть великий царь Александр Македонский. И прииде к нему ото многих стран жалостен слух на Великосана, и на Асана, и на Авехасана; яко многих разоряют, и обидят, и кровопролитие творят. Премудрый же самодержец царь же Александр нача размышляти с подданными своими, и рече: «Что сотворити ми подобает с сыроядцы сими: ратными ли ополчитися многими бранми и разбити сих и покорити в вечную работу?» Но неудобно сему быти далнаго ради разстояние, и пустоты, и неудоб проходных морских вод и превысоких гор. Обаче же посылает к ним з дары многими и писание, всякими похвалами украшено. Писание же, его имяше образ сицев:
«Александр царь, многим царем царь, иже под солнцем, грозный повелителъ; к покорным же мне милосердый пощадитель, к непокорным же — яростный мечь и страх; всего света честнейший над честнейшими в далеком разстоятелном и незнаемом крае нашем от нашего величества честь и мир и милость вам и по вас храбросердому народу Словенскому, заднейшему колену Рускому, князем и владыком, от моря Варяжского даже до моря Хвалижскаго, велебным и милым моим: храброму Великосану, мудрому Асану, счастному Авехасану. Вечне радоватися! Яко самех вас любезно лицем к лицу целую и сердечне приемлю, яко други сердцу моему и напреднейши подданницы нашему владычеству. И сию милость даю вашему величеству. Аще каковый народ вселится во пределех вашего княжества от моря Вяряжскаго и даже до моря Хвалижскаго, да будет вам и по вас сродству вашему подлежими вечней работе. Во иныя же пределы отнюд да не вступит нога ваша.
Сие же достохвалное дела затвержено сим нашим листом, и подписано моею царскою высокодержавною десницею, и запечатано нашим же царским перстнем, и дано вашей честности на веки безконечныя. Аминь.
Писана же сия наша грамота в месте нашего предела, в Велицей Александрии, месяца примоса началнейшаго дня».
А припис царские руки сверх строк златописмеными писанми написано: «Мы Александр царь, многим царем царь, сын Филиппа, силнаго царя, и Алимпияды царицы, нашею высокодержавною рукою утвердих вечное».
Сии же князи Словено-Рустии, иже таковыя высокия чести сподобишася от вседержавнаго того самодержца прияти сию пречестнейшую епистолию, почитаху велми, и обесиша ее в божнице своей по правую страну идола Велеса во граде Ростове, и честне покланяхуся ей, и праздник честен творяху в началный день примоса месяца.

[О князьях славянских Халохе и Лахерне. О происхождении названия (В)лахернского монастыря]
По сим же многим летом прешедшим, восташа во языце Словенстем два князя: Халох и Лахерн. И начаша воевати скифетры земли Греческия. Приходиша же и под свмый той Царствующий град и многи зла и кровопролития сотвориша скифетру Греческого царствия. И храбрый князь Лахерн под Царствующим градом убиен бысть близ моря. Место же то и доныне зовется Лахерново, на нем же и монастырь честен возгражен во имя пречистыя Богородицы. И множество тогда безчисленно Руских вой под стенами града падоша. Князь же Халох, язвен велми, со оставшими возвратися во своя си.
РЛ ПВЛ
Живяху же Словяне и Руси отнюд погани ако скот, не имуще закона. О них же свидетельствует в хождении своем блаженный Андрей Первозванный, яко отнюд невегласи тогда и погани быша. В Сидерех же, еже есть в Мордве, и в Черемисех тогда княжаху два брата: единому имя Диюлел, а другому Дидилакт. Невегласи (непросвещенные — ред.) же богами их нарицаху тогда за то, иже пчелы им налезоша и борти верх древия устроиша.
По том же времени прииде на землю Словенскую посланный праведный гнев Божий. Изомроша людей без числа во всех градех и в селех, яко некому и погребати мертвых. Оставшии же люди пустоты ради избегоша из градов в далныя страны.
Овии на Белыя воды, иже ныне зовется Бело езеро. Овии же на езере Тинном и нарицашеся Вес. И инии же по иным странам и прозвашася различными проименовании. Овии же паки на Дунав со прежним родом своим на старожитныя страны возвратишася. Великий же Словенск и Руса опустеша до конца многие лета, яко дивиим зверем обитати и плодитися в них. По мнозех же временех сели суть словени до Дунаеви, где есть Угорьская земля и Болгарская земля; и от тех словен разидошася по земли и прозвашася имены своими, где седши на котом месте; якоже пришедше, седоша на реце именем Морава и прозвашася морава, а друизи чеси нарекошася; а се ти же словене же, хорвате белии, и сербь, и хорутане. Волотом бо нашедшим на словены на дунайскыя, и седшим в них, и насилящи им, словене же они пришедше, седоше на Висле и прозвашася ляхове, а о тех ляхов прозвашася поляне, ляхове друзии лутичи, инии мазовшане, инии поморяне. Тако же и тии словене пришедше и седоша по Непру и нарекошася поляне, а друзии деревляне, зане седоша в лесех, а друзии седоша межи Припятью и Двиною и нарекошася дрегвичи, инии седоша на Двине и нарекошася полочане, реки ради, яже течеть в Двину, именем Полота, от сея прозвашася полочане. Словене же седоша около озера Ильменя и прозвашася своим именем, и соделаша город и нарекоша Новъгород. А друзии седоша по Десне, и по Семи, и по Суле и нарекошася севера. И тако разыдеся словеньскыи язык, тем же и прозвася грамота. Поляном же живущим особь по горам сим, и бе путь из Варяг в Грекы, а из Грек по Днепру и верх Днепра волок до Ловоти, и по Ловоти внити в Илмерь озоро великое, из него же озера потечеть Волхов и втечет в озеро великое Нев, и того озера устье внидет в море Варяжское, и по тому морю внити даже до Рима, а от Рима приити по томо же морю ко Царюграду, от Царяграда приити в Понт море, в неже течеть Днепр река. Днепр бо течеть из Волоковьскаго леса и потечет на полудень. А Двина ис того же лиса потече, и идет на полуночье, и внидет в море Варяжское. Ис того же леса потьчет Волга на всток и втечеть 70 жерел в море Хвалимьское, тем же из Руси можеть ити по Волзе в Болгары и в Хвалисы и на въстък доити в жеребии Симов. А по Двине в варягы идз варяг и до Рима, от Рима же и до племене Хамова.
И Днепр втечет в Поньтьское море треми жерелы, иже море словеть Руское, по нему же учил святый Андреи, брат Петров.
Якоже рекоша, Андрею учащу в Синопе, и пришедшю ему в Коръсунь, и уведе, яко ис Коръсуня близ устье Днепрьское, и въсхоте ити в Рим, и прииде в устье Днепрьское, и отоле поиде по Днепру горе, и по прилучаю прииде, и ста под горами на березе. И въстав заутра, и рече к сущим с ним учеником: «Видите ли горы сия? Яко на сих горах въсияеть благодать божьа. Имаеть град велик быти и церкви многы имаеть бог воздвигнути». И вшед на горы сия, и благослови а, и постави кресть, и помолися богу, и слезе с горы сея, идеже после бысть Кыев, и поиде по Днепру горе. И прииде в словены, идеже ныне Новъгород, и види люди, сущиа ту, как их обычаи, как ся мыють и хвощуть, и удивися им. И иде в Варязи, и прииде в Рим, и исповеда, елико научи и елико виде, и рече имъ: «Дивно видех землю Словеньскую, идущу ми семо, и видех бани древяны, и пережгуть их велми, и сволокуться, и будуть нази, и обольются мытелыю, и возмуть ветвие, и начнут ся бити, и того добьют, одва вылезут живи сущи, и обливаются водою студеною, и тако ожывут. И тако творять по вся дни, не мучими ничимже, но сами ся мучат. И тако творять не мытву собе, но мучение». И слышавше дивляхуся. Андреи же быв в Риме и прииде в Синопию.
Поляном же живущим особе и володеющим роды своими, яже и до сеа братья бяху поляне, и живяху кождо с родомь своим на своих местех и володея родом. И быша 3 братья, единому имя Кии, другому Щек, а третьему Хорив, и сестра их Лыбедь. И седяще Кыи на горе, где ныне Зборичев, а Щек седяше на горе, идеже ныне Щековица, а Хорив на 3 гopе, от негоже прозвася Хоривица. И сотвориша городок в имя брата их старшаго и нарекоша Киев. И бяше около града лес и бор велик, и бяху ловяще зверь, бяхут бо мудри и смыслены, и нарецахуться поляне, от них же суть поляне Кыев и до сего дни. Инии же не ведуще глаголаху, яко Кыи есть перевозник был, у Кыева бо бяше перевоз был тогда со оное стороны Днепра; тем глаголаху: на перевоз на Кыев. Аще бо бы перевозник Кыи, то не бы ходил ко Царюграду, но сей княжаше в роду своем и проходившю ему ко царю, не свемы, но токмо о сем вемы, якоже сказують, яко велику честь приал есть от царя, котором не вем и при котором приходи цари. Идущу же ему за ся, прииде к Дунаеви, и полюби место, и сруби городок мал, и хотяше сести с родом своим, и не даша ему ту близ живущии; еже и доныне наричют дунаици городище Кыевець. Кыю же пришедшу в свои град Киев, и ту сконча живът свои, и брат его Щек, и Хорив, и сестра их Лыбедь ту скончашася.
И по сей братьи почаша держати род их княженье в полях, а в деревех свое, а дрегвичи свое, и словени свое в Новегороде, а другое на Полоте, иже полочане, от нихже и кривичи седять на верх Волгы, и на верх Двины, и на верх Днепра, ихже град есть Смоленьск. Ту бо седят кривичи, таже cевepa; от них на Белеозере седять весь; и на Ростове озере меря; а Клещине озере седят меря же; а по Оце реце, где втечеть в Волгу, язык свои мурома, черемиса свои язык, мордва свои язык. Се бо токмо словенскыи язык в Руси: поляне, деревляне, новгородци, полочане, дрегвичи, северо, бужане, зане седять по Бугу, последи волынци. И се суть инии языцы, иже дань дают Руси: чюдь, весь, меря, мурома, черемиса, ям, мордва, печера, литва, зимегола, корсь, нерома, ливь, суть свои язык. Имуще от колена Афетова, иже живут на странах полунощных.
По времени ж некоем паки приидоша з Дунава Словяне и подяша Скиф и Болгар с собою немало. И начаша паки грады оны Словянеск и Рус населяти. И приидоша же на них Угры Белыя, и повоеваша их до конца, и грады их раскопаша, и положиша Словенскую землю в конечное запустение.
По мнозе же убо времени оного запустение слышаху Скифския жители пробеглецы Словенския о земле праотец своих, яко лежит пуста и никем не брегома. И о сем зжалишаси велми, и начаша мыслити в себе, како бы им наследити землю отец своих. Словенску же языку, якоже рекохом, живущим на Дунаи, приидоша от скуф, рекше от казар, рекомии болгари, и седоша по Дунаеви, и населнеци словеном быша. По сем приидоша Угре белии и наследиша землю словеньску, прогнавши волохы, иже беша преже прияли землю словеньску. Сии бо угре почаша быти при Ираклие цари. Иже ходиша на Хоздроя, царя перскаго. В си же времена быша обри, иже воеваша на царя Ираклия и мало его не яша. Сии же обри воеваша на словены, и примучиша дулебы, сущая словены, и насилье творяху женам дулебьскым: аще поехати бяше обрину, не даваше въпрячи ни коня, ни вола, повеляше впрячи 3, или 4, или 5 жен в телегу и повести обрина, и тако мучаху дулебы; бяху бо обри телом велици, а умом горди, и потреби я бог, и помроша вси, и не оста их ни един обрин. И есть притча в Русии до сего дни: погибоша, акы обре; их же несть ни племени наследок. По сих бо приидоша печенезе, и паки идоша угре мимо Киевъ, после же при Олзе.
ЭТО — ОЧЕВИДНОЕ ЗАИМСТВОВАНИЕ ИЗ РУССКОГО ЛЕТОПИСЦА. ВИДНО, КАК АВТОР ПЫТАЕТСЯ РАЗОБРАТЬСЯ, КТО ТАКИЕ СКИФЫ И БЕЛЫЕ УГРЫ, УПОМЯНУТЫЕ В РЛ, ГДЕ И КАК ОНИ ОПИСАНЫ В ГРЕЧЕСКИХ ИСТОЧНИКАХ, И ВМЕСТО ЯСНОГО ИЗЛОЖЕНИЯ ПЕРВОИСТОЧНИКА У НЕГО ПОЛУЧАЕТСЯ МУТНЫЙ ТЕКСТ.
И паки поидоша з Дуная множество их безчисленно. С ними же и Скифы, и Болгары, и иностранницы поидоша на землю Словенскую и Рускую. И седоша паки близ езера Ирмеря.
И обновиша град на новом месте от старого Словенска вниз по Волхову яко поприща боле, и нарекоша Нов град Великий, и поставиша старейшину князя от роду своего же имянем Гостосмысла.
Тако же и Русу поставиша на старом месте. И инии грады мнози обновиша. И разыдошася кождо с родом своим по широте земли. Овии же седоша в полях и нарекошася Поляне, сиречь Поляки. Овии же Полочане речки ради Полоты, овии Мазовшаня, овии Жемутяне; овии же Бужане по реце Бугу, овии Дреговичи, овии Кривичи, овии Чюд, и инии Меря, и ини же Древляне, и инии Морива, Серби, Болгари сих же от роды, и инии же Севери, и инии Лопь, и инии же Мордва, и инии же Мурана, и инии же в различная именования прозвашася.
И тако нача разширятися страна она велми, а общим же имянем прозывахуся. Поляном живущим особе, якоже рекохом, от рода словеньска сущим, нарекошася поляне, а деревляне, от словен же, нарекошася деревляне; радимичи бо и вятичи от ляхов. Бяста бо 2 брата в ляхох: Радим, а другии Вятко, и пришед, седоста: Радим на Сожю, и прозвашася радимичи, а Вятко с родом своим седе по Оце (Оке — ред.), от него прозвашася вятичи. И живяху в мире поляне, и деревляне, и северо, и радимичи, и вятичи, и хорвати. И дулебы живяху по Бугу, а улутичи, тиверци седяху по Бугу и по Днепру, оли и до моря, и суть гради их и до сего дни, и зовяхуся от грек Великаа Скуфь.
Бросаются в глаза откровенные заимствования ПВЛ из РЛ, когда киевский черноризец пытается понять смысл того, что написано в РЛ: какие именно народы там упомянуты, как они отражены в греческих источниках и т. п. Но он путается в своих попытках, и вместо ясного изложения Русского Летописца у него получается довольно мутный рассказ. Особенно ярко это видно по отрывку о Белых Уграх. Остановимся на этом более подробно.
В РЛ рассказывается о неудачной попытке возвращения Славян вместе со Скифами и Болгарами в Новгородскую Русь с Дуная. Они было вернулись на Русь, но случившееся вскоре нашествие Белых Угров привело к разорению восстановленных славянами городов Словенска и Руса и «положило в конечное запустение» Славянскую землю. Поэтому, как пишет РЛ, через некоторое время славянам пришлось снова заселять Новгородскую Русь — с того же Дуная, совместно с теми же Скифами, Болгарами, а также вкупе с другими иностранными народами («И паки поидоша з Дуная множество их безчисленно. С ними же и Скифы, и Болгары, и иностранницы поидоша на землю Словенскую и Рускую»).
ПВЛ же, явно перетолковывая этот рассказ РЛ, пишет буквально следующее (в переводе на современный русский язык): «К Славянскому же народу, который, как мы говорили выше, жил на Дунае, пришли некоторые от Скифов, то есть от Хазар, именуемые Болгары, и расселились по Дунаю, и угнетали Славян. Потом пришли Угры Белые и заняли землю Славянскую».
Таким образом, ПВЛ, используя буквально те же имена и названия, что и РЛ, перетолковывает слова РЛ так, что речь получается уже не о русских событиях, а о событиях в Венгрии на Дунае. После чего автор ПВЛ начинает усердно разбираться по греческим источникам — кто же такие эти «Белые Угры»? А кончает тем, что пишет: «и потом, при Олеге, угры снова шли мимо Киева» («и паки идоша угре мимо Киев, после же при Олзе»). Но причем тут Киев, если речь только что шла о Венгрии, а выше не было никаких упоминаний о походах Угров мимо Киева? Как тут можно сказать, что угры снова шли мимо Киева? Странность усиливается тем, что в ПВЛ перед этим рассказывается о населяющих Русь народах — чюдь, весь, меря, мурома, черемиса, мордва, печера, литва и т.д., а сразу после говорится о полянах, которые тоже жили на Руси. С чего вдруг в промежутке речь зашла о событиях в далекой Венгрии?
Но в первоисточнике — Русском Летописце — никаких странностей нет. Все сказано предельно ясно.
Обратите внимание, что РЛ прямо называет летописных полян — поляками: «Овии же седоша в полях и нарекошася Поляне, сиречь Поляки» («Другие обитали в полях и получили название Поляне, то есть Поляки». Автор ПВЛ, по сути, повторяет то же самое: «словене же они пришедше, седоше на Висле и прозвашася ляхове, а о тех ляхов прозвашася поляне» («Прибывшие Славяне расселились по Висле и получили название Ляхов, а от тех Ляхов были прозваны Поляне»). Но Ляхи — это Поляки.
ПВЛ рассыпается в похвалах полякам («полянам»), прямо называя их лучшими среди славян и противопоставляя их другим славянским народам. Скорее всего, это означает, что киевский черноризец, писавший Повесть Временных Лет, был поляком. Иначе трудно объяснить столь восторженные похвалы.
________________________________________
Вывод. В начальной части повествования ПВЛ следует изложению Русского Летописца, но в отличие от автора РЛ, излагающего события от сотворения мира, как это было принято в древних хронографах, он начинает от потопа. Это смотрится странно для оригинального сочинения, но выглядит вполне естественно для заимствованного. Далее, автор ПВЛ вставляет обширные географические перечисления из Георгия Амартола, не имеющие отношения к предмету и просто раздувающие объем, что свидетельствует о его непрофессионализме (как и бросающиеся в глаза повторы). В Русском же Летописце изложение профессиональное, последовательно раскрывающее заявленную тему, без лишних и не имеющих отношения к делу вставок и повторов.
Имеются очевидные заимствования ПВЛ из РЛ.
Автором ПВЛ, скорее всего, был монах Киево-Печерской Лавры польского происхождения. Свою компиляцию он составлял во второй половине XVII века, пользуясь Русским Летописцем и дополняя — а зачастую разъясняя непонятные для него места — с помощью греческих источников, в первую очередь «Хроники» Георгия Амартола.
Надо сказать следующее. Какова была древняя русская история на самом деле — вопрос отдельный и требует тщательного изучения. Автор РЛ мог ошибаться в своем взгляде на русскую историю, но он ясно и недвусмысленно излагает этот взгляд. А его переписчик, автор ПВЛ, постоянно путается и не всегда сам понимает, что пишет. Но именно мутный рассказ ПВЛ, написанный неизвестно каким «черноризцем», человеком не слишком образованным, и лежит сегодня в основе древней русской истории. ПВЛ — это единственный источник по началу нашей истории. Как можно было положить в основу отечественной истории столь неумелый, заимствованный текст? Если мы хотим разобраться в нашей истории, надо основываться на первоисточниках, а не на заимствованиях.
И последнее. Неужели не существовало других списков Русского Летописца, найденных историками в XVIII-XIX веках? В это трудно поверить, тем более что небольшой отрывок Русского Летописца был опубликован Новиковым в XVIII веке в его «Древней Российской Вифлиотике». Значит, другие списки существовали. Но почему они ни разу не были полностью опубликованы, преданы огласке? Получается, что на протяжении сотен лет ценнейший источник по русской истории, один из первоисточников Повести Временных лет, просто так пылился в архивах? Куда смотрели специалисты?
________________________________________
Транслитерация начальных глав Русского Летописца
л. 308 об.
[Летописец вкратце о Русской земле]
Лѣтопищик вкратце о Руской землѣ, от котораго колѣна Росиския и Словянския люди, и почему именуется Росия и Словянѣ, и о создании Великаго Нова града, и откуду влечашеся род Словянских князей. Начнем же здѣ от начала, еже есть се.
Искони Богъ сотвори небо и землю. Земля же бѣ невидима и неукрашена и тма верх бездны, и Дух Божий ношашеся верхъ воды, и прочая. Здѣ же сокращения ради многая Святая писания, яже писана о сотворении всея твари и о Адамѣ, претечемъ, но о сем точию да речем.
От Адама до потопа 2242 лѣта.
По потопѣ убо и по Нои начаша человѣцы множитися на земли. Ноеви же дѣти Симъ, Хамъ и Афетъ раздѣлиша всю землю на три части, и паде има жребий: Симу восточная страна, Хаму же полуденная страна, Афетъ убо западная и полунощная страна; но еще живяще вси вкупѣ уста едины, и глас единъ всѣмъ. Умыслиша суетно, да созиждутъ себѣ град и столпъ, ему же высота до небеси. И разгнѣвася на нихъ Богъ за то суетное дѣло ихъ. И размѣси ихъ на 72 языка. Они же согласистася кождо к согласию коегождо языка и тако разыдошася по странамъ, яко же о сем выше рѣхомъ. Бысть убо от потопа до раздѣления язык лѣтъ 500 и 30, а от Адама 2772 лѣта.

[О Скифе и Зардане]
Нѣцыи же от Афетовыхъ правнуковъ — имя единому Скифъ, а второму имя Зардан — и с прочими своего роду и языка вселишася во Аксинопонтѣ близ Чернаго моря и живяху тамо многия лѣта. И породишася от них сынове и внуцы, и умножишася
л. 309.
зѣло, и прозвашася — по имяни прадѣда своего Скифа — Скифия Великая. И бысть между ихъ распря и междоусобие и крамола многа тѣсноты ради мѣста оного. Началницы же тогда бѣ над нимъ княжаху от срониковъ ихъ, от единаго отца сынове пяточислени сущи, им же имена суть: первый Словенъ, вторый Русь, третий Болгаръ, четвертый Команъ, пятый Истер.

[О родоначальниках славянских Словене и Русе]
Словену же и Русу мудростию и храбростию в родѣ своемъ всѣхъ превозшедши, и начаша размышляти со ближними своими, и рекоша сице: «Или толко вселенныя, иже под нами нынѣ, или нѣсть во жребии праотца нашего Афета еще части земли благи и ко вселению человѣчю угодны. И нынѣ убо, братие и друзи, послушайте совѣта нашего. Отставим далече от нас вражду сию и несогласие, еже нынѣ тѣсноты ради творится в нас. И подвигнемся убо и идемъ и отлучимся от земли сея и от рода нашего, и пойдемъ по вселеннѣй свѣта суще во жребии прадѣда нашего Афета, идѣже насъ приведетъ Богъ, и подастъ намъ землю доброплодну во обитание». И угодна бысть сия рѣчь Словенова и Русова всѣмъ людемъ. И вси, яко едиными усты, рѣша: «Благъ совѣтъ князей нашихъ, и добра рѣчь угодна премудрыхъ держателей наших».
И бысть в лѣто от Адама 3099 году Словен и Русь с роды своими отлучишася от Евксинопонта, и идоша от роду своего и от братии своей. И хождаху по странамъ вселенныя, яко острокрилатии орли прелѣтаху сквозѣ пустыни многи, ищуще себѣ на вселение мѣста благоприятна; и во многихъ местехъ почиваху мечтующеся, но нигде же тогда обрѣтше
л. 309 об.
вселения по сердцу своему.

[О начале Великого Словенска на месте будущего Великого Новгорода]
14 лѣтъ пустыя страны обхождаху, донде же дошедше езера нѣкоего велика, Моиска зовомаго, послѣди же от Словена Ирмерь проименовася во имя сестры ихъ Ирмери. И тогда старѣйший Словенъ с родом своим и со всѣми иже под руками его сѣде на рецѣ, зовомой тогда Мутная, послѣди же Волховъ проименовася во имя старѣйшаго сына Словенова Волхова зовома. И поставиша градъ и именоваша его по имяни князя своего Словенскъ Великий, от иже нынѣ Новъ градъ, от устья великаго езера Ирмеря вниз по велицей рецѣ преименованием Волховѣ полтора поприща. И от того времени новопришелцы Скифстии начахъ именоватися Словяне, и рѣку нѣкую, во Ирмерь езеро впадшую, прозваша Шелонею во имя жены Словеновы Шелони. Во имя же меншаго сына Словенова Волховца проименоваша протоку Волховцомъ, иже течет из великия рѣки Волхова и паки обращается в него.
Болший же сынъ оного князя Словена Волховъ бѣ и угодник бѣсомъ и чародѣй, и лютъ в людехъ тогда бысть, и бѣсовскими ухищреими мечта творя много, и преобразуяся во образ лютаго звѣря коркодила, и залягаше в той рецѣ Волховѣ путь водный, и непокланяющихся ему овѣхъ пожираше, овѣх же испроверзая и уготовляя. Людие же тогда невѣгласи бяху сущи, богомъ того окаяннаго нарицаху: или Грома его или Перуна рекоша, — их бо языком гром перунъ именуется. Постави же он окаянный чародѣй нощных ради мечтаний и собирания бѣсовскаго градок малъ на мѣсте нѣкоем зовомо Перыня, идеже и кумиръ Перунъ
л. 310.
стояше. И баснословят о семъ Волхвѣ невѣгласи гаголюще, яко в боги сѣлъ окаянный. Мы же о том окаянномъ волхвѣ и чародѣи испытание много сотворше, яко злѣ разбиен бысть и удавленъ от бѣсовъ в рецѣ Волхове. И мечтанми бѣсовскими окоянное его тѣло несено бысть вверхъ по оной рецѣ Волхову и извержено на берегъ протву Волховнаго его градка, иже ныне зовется Перыня; и со многим плачемъ ту от невѣглас погребен бысть окаянный с великою тризною поганскою, и могилу ссыпаша над нимъ велми высоку, акоже обычай бысть поганымъ. И по трехъ убо днехъ окаяннаго того тризнища просѣдеся земля и пожре мерское тѣло коркодилово, и могила его просыпася с нимъ купно во дно адово.
Другий же сынъ Словенов малый Волховецъ живяше со отцем своим во градѣ своемъ Великом Словенце. И родися Волховцу сынъ Жилотугъ. И протовка проименовася во имя его Жилотуг. В ней же утопе еще дѣтеск имуще возраст.
Другий же брат Словенов Русъ вселися на мѣсте нѣкоемъ растояниемъ от Словенска Великаго пятьдесятъ поприщъ у Соленаго студенца, и созда град между двема рѣками, и нарече его во имя свое Руса, иже и до ныне именуется Руса Старая. Рѣку же, ту сущую едину, прозва во имя жены своея Порука. Другую же рѣку именова во имя дщери своея Полистою. И иныи градки многи Словен и Русъ поставиша. И от того времяни по имяном князей своих и градовъ ихъ начало приимши зватися людие сии Словяне и Руси.

[Об освоении славянами Западной Сибири, о военных походах славян в Египет и Грецию, о князьях славянских Великосане, Асане и Авехасане]
Бысть же от Адама до начала Великаго Словенска 3113 лет. Словен же
л. 310 об.
и Русъ живяху между собою в любви велицей и княжиша тамо. И завладѣша многими странами. По них же сынове ихъ княжахъ по колѣномъ своимъ, и получивша себѣ славы вѣчныя и богатества много мечемъ своим и луком. Обладаша же и сѣверными странами даже и до предѣлов Ледовитаго моря окрестъ Желтоводных и Зелѣноводныхъ водъ, и по великимъ рѣкамъ, и за высокими и непроходными каменными горами во странѣ, рекомая Скиръ, еже есть Сибирь, по велицѣй Оби и до устия Беловодныя рѣки. Тамо бо много звѣря, рекомаго дычка, сиирѣчь соболь.Хождаху же и на Египетския страны, и во Еллинскихъ и варварских странах; велий страхъ тогда от сихъ належаше. Началнѣйшии же тогда во Словянехъ и Русѣхъ князи быша, им же суть имена: 1) Великосанъ, 2) Асанъ, 3) Авехасанъ, сей же бѣхъ храбрствомъ и мудростию многихъ превозшедши.

[О грамоте царя Александра Македонского к Великосану, Асану и Авехасану, повешенной в их святилище в Ростове Великом]
В лѣта же убо сих преди реченныхъ триехъ Словянских и Рускихъ князей бысть великий царь Александръ Македонский. И прииде к нему ото многихъ странъ жалостенъ слухъ на Великосана, на Асана, и на Авехасана; яко многихъ разоряютъ, и обидятъ, и кровопролитие творятъ. Премудрый же самодержец царь же Александръ нача размышляти с подданными своими, и рече: «Что сотворити ми подобаетъ с сыроядцы сими: ратными ли ополчитися многими бранми и разбити сихъ и покорити в вѣчную работу?» Но неудобно сему быти далнаго ради разстояние, и пустоты, и неудобъ проходныхъ морскихъ водъ и превысокихъ горъ. Обаче же посылаетъ к нимъ з дары многими и писание, всякими
л. 311.
похвалами украшено. Писание же, его имяше образ сицев:
«Александръ царь, многимъ царемъ царь, иже под солнцемъ, грозный повелителъ; к покорным же мнѣ милосердый пощадитель, к непокорным же — яростный мечь и страх; всего свѣта честнѣйший над честнѣйшими в далеком разстоятелном и незнаемомъ крае нашемъ от нашего величества честь и миръ и милость вамъ и по васъ храбросердому народу Словенскому, заднѣйшему колѣну Рускому, княземъ и владыкомъ, от моря Варяжского даже до моря Хвалижскаго, велебнымъ и милымъ моимъ: храброму Великосану, мудрому Асану, счастному Авехасану. Вѣчне радоватися! Яко самѣхъ васъ любезно лицемъ к лицу цѣлую и сердечне приемлю, яко други сердцу моему и напреднѣйши подданницы нашему владычеству. И сию милость даю вашему величеству. Аще каковый народ вселится во предѣлехъ вашего княжества от моря Вяряжскаго и даже до моря Хвалижскаго, да будетъ вамъ и по васъ сродству вашему подлежими вѣчней работѣ. Во иныя же предѣлы отнюдъ да не вступитъ нога ваша.
Сие же достохвалное дѣла затвержено сим нашим листом, и подписано моею царскою высокодержавною десницею, и запечатано нашим же царским перстнем, и дано вашей честности на вѣки безконечныя. Аминь.
Писана же сия наша грамота в мѣсте нашего предѣла, в Велицей Александрии, мѣсяца примоса началнѣйшаго дня».
А припис царские руки сверхъ строкъ златописмеными писанми написано: «Мы Александръ царь, многимъ царемъ царь, сын Филиппа, силнаго царя, и Алимпияды царицы, нашею высокодержавною рукою утвердихъ вѣчное».
Сии же князи Словено-Рустии, иже таковыя высокия
л. 311 об.
чести сподобишася от вседержавнаго того самодержца прияти сию пречестнѣйшую епистолию, почитаху велми, и обѣсиша ее в божнице своей по правую страну идола Велеса во градѣ Ростовѣ, и честнѣ покланяхуся ей, и праздник честен творяху в началный день примоса мѣсяца.

[О князьях славянских Халохе и Лахерне]
По сим же многим лѣтом прешедшимъ, восташа во языцѣ Словенстемъ два князя: Халохъ и Лахернъ. И начаша воевати скифетры земли Греческия. Приходиша же и под свмый той Царствующий град и многи зла и кровопролития сотвориша скифетру Греческого царствия. И храбрый князь Лахерн под Царствующим градом убиен бысть близ моря. Мѣсто же то и донынѣ зовется Лахерново, на нем же и монастырь честен возгражен во имя пречистыя Богородицы. И множество тогда безчисленно Руских вой под стѣнами града падоша. Князь же Халохъ, язвенъ велми, со оставшими возвратися во своя си.
Живяху же Словяне и Руси отнюд погани ако скотъ, не имуще закона. О них же свидетельствует в хождении своемъ блаженный Андрѣй Первозванный, яко отнюдъ невѣгласи тогда и погани быша. В Сидерех же, еже есть в Мордвѣ, и в Черемисѣхъ тогда княжаху два брата: единому имя Диюлел, а другому Дидилакт. Невѣгласи же богами их нарицаху тогда за то, иже пчелы имъ налезоша и борти верхъ древия устроиша.
По том же времени прииде на землю Словенскую посланный праведный гнѣвъ Божий. Изомроша людей без числа во всѣхъ градѣхъ и в селѣхъ, яко нѣкому и погрѣбати мертвыхъ. Оставшии же люди пустоты ради избегоша из градовъ в далныя страны.
л. 312.
Овии на Бѣлыя воды, иже нынѣ зовется Бело езеро. Овии же на езере Тинномъ и нарицашеся Весъ. И инии же по инымъ странамъ и прозвашася различными проименовании. Овии же паки на Дунав со прежнимъ родомъ своимъ на старожитныя страны возвратишася. Великий же Словенск и Руса опустеша до конца многие лѣта, яко дивиимъ звѣремъ обитати и плодитися в нихъ.
По времени ж нѣкоемъ паки приидоша з Дунава Словяне и подяша Скифъ и Болгаръ с собою немало. И начаша паки грады оны Словянескъ и Русъ населяти. И приидоша же на них Угры Бѣлыя, и повоеваша их до конца, и грады их раскопаша, и положиша Словенскую землю в конечное запустение.

[О Новгородском начальнике Гостосмысле]
По мнозѣ же убо времени оного запустение слышаху Скифския жители пробѣглецы Словенския земле праотецъ своихъ, яко лежит пуста и никѣмъ не брегома. И о семъ зжалишаси велми, и начаша мыслити в себѣ, како бы имъ наслѣдити землю отецъ своихъ.
И паки поидоша з Дуная множество ихъ безчисленно. С ними же и Скифы, и Болгары, и иностранницы поидоша на землю Словенскую и Рускую. И сѣдоша паки близ езера Ирмеря.
И обновиша град на новом мѣсте от старого Словенска вниз по Волхову яко поприща боле, и нарекоша Новъ градъ Великий, и поставиша старѣйшину князя от роду своего же имянем Гостосмысла.
Тако же и Русу поставиша на старом мѣсте. И инии грады мнози обновиша. И разыдошася кождо с родом своим по широте земли. Овии же сѣдоша в поляхъ и нарекошася Поляне, сиирѣчь Поляки. Овии же Полочане рѣчки ради Полоты, овии Мазовшаня, овии Жемутяне;
л. 312 об.
овии же Бужане по рецѣ Бугу, овии Дреговичи, овии Кривичи, овии Чюдъ, и инии Меря, и ини же Древляне, и инии Морива, Серби, Болгари сих же от роды, и инии же Сѣвери, и инии Лопь, и инии же Мордва, и инии же Мурана, и инии же в различная именования прозвашася.
И тако нача разширятися страна она велми, а общим же имянем прозывахуся — сынъ старѣйшаго князя Новгородцкаго Гостосмысла имянуемы младый Словен. Сей отиде от отца своего в Чудь и тамо постави град во имя свое над рѣкою [на мѣстѣ], нарицаемом Ходнице, и нарече градъ имя Словенеск, и княжи в немъ три лѣта, и умре. Сын же [его же]* его Изборскии преименова граду своему имя и нарече Изборескъ. Сей же князь Избор, змиемъ уяденъ, умре.
Земля же Руская тогда сверже с себе ризы сѣтованныя и паки облечеся в порфиру и виссонъ, и ктому уже не вдовствуя, ниже сѣтуя, но [паки по семъ и дѣти расплоди, и] на многа лѣта опочивая со мудрымъ Гостосмысломъ. Егда же сий во глубоку старость достиже и не могий уже рядити, ниже владѣти таковыми многочисленными народы, ниже утишити междоусобное многомятежных кровопролитие в родѣ своемъ; тогда убо он премудрый муж, сѣдый умомъ и власы, призываетъ к себѣ вся властели Руския, иже под ним, и рече к нимъ осклабным лицемъ: «О мужие и братия, сынове единокровницы! Се аз уже состарѣхся велми, и крѣпость моя исчезаетъ, и умъ отступаетъ, токмо чаю смерть. А се вижу, яко земля наша добра, и всѣми благими изообилна, но не имать себѣ властодержца государя от рода царскаго. Сего ради в васъ мятежъ великъ и неутешенъ, и междоусобца зла. Молю
2 апреля 2019#Русский Летописец21
Русский Летописец: продолжение публикации
VKOdnoklassnikiTwitterWhatsAppTelegramEmailCopy Link
Пока готовится полная верстка Русского Летописца 1649 года, сайт «Русская вера» продолжает размещение этого уникального исторического источника, который ранее никогда не публиковался. В документе содержится ценнейшая информация о малоизвестных или совсем неизвестных лицах и событиях русской истории. В первом выпуске «Сравнение начальных глав Русского Летописца с начальными главами Повести Временных Лет» речь шла о начале русской истории вплоть до призвания Рюрика.
Русский Летописец 1649 года
В настоящий выпуск вошли разделы Летописца от призвания варягов. Он посвящен призванию Рюрика, основанию Москвы князем Олегом, завоеванию Олегом Киева, походам Олега и Игоря на Византию. Подробно рассказывается о княгине Ольге, жене Игоря, как они познакомились, как Ольга отомстила древлянам за убийство Игоря.
Дадим частичный перевод этой части на русский язык, сохранив правописание собственных имен и географических названий (полный текст см. ниже):
***
И так начала быстро расширяться страна эта и одним общим именем прозываться. Сын старейшего князя Новгородского Гостосмысла, по имени молодой Словен, уехал от отца своего в Чудь и там поставил город во имя свое над рекою, на месте, называемом Ходница, и назвал его Словенеск, и княжил в нем три года, и умер. Сын же его именем Изборский переименовал город, дав ему своему имя, и нарек его Избореск. Сей же князь Избор умер от укуса змеи.
Земля же Руская тогда свергла с себе ризы плачевные и вновь облеклась в порфиру и виссон, и уже более не вдовствовала и не сетовала, но на многие годы отдыхала с мудрым Гостосмыслом. Когда же Гостосмысл дожил до глубокой старости и не мог более ни управлять, ни владеть таковыми многочисленными народами, ни укрощать междоусобное многомятежное кровопролитие в роду своем, тогда сей премудрый муж, седой умом и волосами, призывает к себе всех властителей Руских, которые были под ним, и обращается к ним с улыбкою такими словами:
«О мужи и братья, сыновья единокровные! Вот, я уже сильно состарился, и крепость моя исчезает, и ум отступает, и только лишь чаю смерть. А вижу, что земля наша добра и всеми благами изобильна, но не имеет себе властодержца государя от рода царского. Поэтому среди вас мятеж велик и неутешен и междоусобица злая. Прошу вас, послушайте совета моего, который даю я вам. По смерти моей идите в Прускую землю и просите живущих там самодержцев из рода кесаря Августа, да идут к вам княжить и владеть над вами. Не стыдно вам таковым покориться и в подданных у них быть». Понравилась всем речь старейшины. И когда он умер, тогда всем городом проводили тело его до гробницы с честью, до места, называемого Волотов, где и похоронили его.
По смерти же Гостосмысла послали от всей Руской земли послов в Прускую землю. Те отправились и нашли там курфостра, или князя великого, именем Рюрика из рода Августа. И просили его, да идет к ним княжить. И упрошен был князь Рюрик, и пошел на Русь с двумя братьями своими — с Тревуром и с Синеусом — и со иными сродниками своими. И пришли все они в Великий Нов град.
И в лето от Адама 6370 году избрали все Словяне и Русы старейшего князя Рюрика на княжение в Великий Нов град. Второго же князя Тревура избрали на княжение в Изборск. Третьего же князя Синеуса избрали на княжение на Бело озеро. Прочих же сродников своих князь Рюрик и братья его у себя оставили, а иных по селам разослали.
В лето же от Адама 6380 года Треур и Синеус оба умерли. Рюрик же Наугородский князь начал владеть также и их княжениями. И после 17 лет княжения впал в болезнь тяжкую и передал княжение своему родственнику князю Олегу, ибо сын его Игорь был еще молод, около двух лет. Князь же Рюрик распорядился о доме своем и умер в лето 6388.
Вышеупомянутый князь Олег принял великое княжение над Словянами и Русами и начал по многим местам города ставить и дани и оброки устанавливать по всей Руской земле. Пришел он и на реку Москву, в которую втекают две речки: одной имя Неглинна, а другой — Яуза. И поставил там небольшой город, и назвал его Москва. И посадил там на княжение родственников своих.
Пришел же и в Киев и убил трех братьев, Киевских начальников, Кия, Щека, Хорива. И начал княжить в Киеве и в Великом Нове граде. И пошел войной на Византию с большими силами, и наложил на Византию дань, и снова возвратился в Киев. И княжил 33 года, и умер.
[Далее подробно рассказывается о том, как князь Игорь, еще до того, как стал великим князем, познакомился со своей будущей женой Ольгой]
…Когда же великий князь Олег умер в Киеве, то избрали на великое княжение в Киев и в Великий Нов град и на всю Великую Росию великого князя Игоря, Рюрикова сына. Когда же пришло время ему жениться и, согласно повелению его, надлежало выбрать ему невесту для бракосочетания, и был произведен отбор, как того требует обычай государства и царской власти, то многих девиц оставил он без внимания, но вспомнил дивную девицу Ольгу, которую видел своими глазами, мужественную и благообразную, и из уст ея слышал ученые речи, и целомудренный нрав ея видел. И послал он за нею бояр своих. Они же привели ее с честью, и так она была сочетана ему браком.
О войне Игоря с Греками. Великий же князь Игорь пошел войной на Греков и повоевал страны Финическия, и Понту (Понта — побережья Черного моря), и до Ираклия, и до Фафлегонской земли, и всю Никомидискую землю; много было побеждено греческих войск. И вновь Игорь собрал много войска и пошел на Греков. Царь же Коман, тесть царя Константина Багрянородного, сына Премудрого царя Лва (Льва), послав посольство к Игорю из лучших бояр своих, упросил Игоря (прекратить войну) и начал давать ему дань больше, чем первоначально давал Олгу (Олегу). И взял дань Игорь, и возвратился от Дуная в Киев, и какое-то время жил мирно. И родился ему сын Святослав от той блаженной Олги (Ольги). И так, самодержествуя, имел мир со всеми странами.
[Далее следует подробный рассказ об убийстве Игоря древлянами и о мести Ольги древлянам. Ольга так объясняет причины своей мести]:
«И сказала Олга: «Чего добьемся ныне, если спустим господоубийцам и врагам, ненавидящим над собою власть государя? Пусть примут месть, и да прекратится в Рустей земле дерзость и злое помышление на самодержцев. Чтобы остальным не повадно было убивать государствующих ими в Руси, но со страхом бы повиновались державе и величию царствия Руских начальников».
[Отметим, что в ПВЛ эти слова Ольги полностью опущены. Любопытно, чем они не понравились киевскому черноризцу?]
…Спустя небольшое время сын ея, великий князь Святослав, воевал с Болгарами, и по всему Дунаю, взял 80 городов. Он самодержествовал, живя в Болгарах во граде Переславце. В Киеве же владела мать его великая княгиня Олга и сыновья его Ярополк, Олг и Владимер. Великая же княгиня Олга имела большое желание креститься во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Но об этом мы здесь не будем говорить, поскольку будет сказано ниже.
Высказанное в РЛ мнение о том, что Рюрик происходил из рода Августа и был призван на Русь из Пруссии, звучит сразу в нескольких источниках конца XVI века: «Сказании о князьях Владимирских», «Послании о Мономаховом венце» Спиридона-Саввы, а также в письме Ивана Грозного шведскому королю («Ягану, королю Свѣйскому и Готцкому и Вендийскому»).
Но существовали и другие версии. Так, например, в отрывках из Суздальского летописца, напечатанных Н. И. Новиковым в XIX выпуске его «Древней Российской Вивлиофики» и местами очень близких по изложению к Русскому Летописцу, призвание Рюрика описано так:
«О родословии. В лето 6375 нача владети великим Суждальским Княжением, от рода Августа Кесаря, Великий Князь Рюрик Африканович, по нем сын его Игорь, по Игоре Святослав…».
Здесь великокняжеский стол сразу помещается в Суздаль, где правит Рюрик, основатель русской великокняжеской династии. Кроме того, Рюрик назван «Африкановичем», что скорее говорит о его южном, чем прусском происхождении. Похоже, что легенда о призвании Рюрика именно из Пруссии уходит корнями в конец XVI века. Было бы неплохо разобраться, как и почему она возникла.
Обращают на себя внимание резкие различия в изложениях ПВЛ и РЛ, когда они говорят о призвании варягов. Напомним, что пишет ПВЛ по этому поводу:

ПВЛ
Бывша варягы и-заморья и не да им дани, и почаша сами в собе володети, и не бе в них правды, и восташа род на род и быша в них усобици, воевати почаша сами на ся, и реша сами в себе: «Поищем себе князя иже бы володел нами и рядил по праву». И идоша за море к варягом к руси, сице бо тии звахуся варязи русь, яко се друзии зовутся свии, друзии уръмяне, инъгляне, друзии и готе. Тако и си. Реша руси чудь и словене и кривичи и вси: «Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет. Да поидите у нас княжили и володети» (по изданию ПСРЛ, том 38, Радзивиловская Летопись).
Перевод на современный русский язык:
Приходили варяги из-за моря и не дали им дани, а начали сами собой владеть, и не было в них правды, и восстал род на род, и были среди них усобицы, начали воевать сами с собой, и сказали сами себе: «Поищем себе князя, который бы владел нами и рядил по праву». И пошли за море к варягом к руси. (Так звали этих варягов — русь, подобно тому, как прочие зовутся шведы, другие — германцы, англичане, другие — готы. Так и эти.) Обратились к руси чудь, славяне, кривичи и все: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить у нас и владеть нами».
Бросается в глаза какая-то отстраненность рассказа ПВЛ о призвании варягов. Речь ведется о «них», то есть о каких-то других народах, к которым автор ПВЛ себя явно не причисляет. Более того, он довольно ехидно рассказывает о том, как «они» отказались было платить дань варягам из-за моря, но, получив свободу, так и не смогли ею распорядиться и начали воевать между собой. В итоге «они» — то есть чудь, славяне, кривичи «и все» (но, разумеется, не благородные поляне-поляки) — вынуждены были пригласить к себе князя-иностранца. Желающий княжить ими был найден в некоем варяжском племени, называемом «русь». Здесь автор ПВЛ пускается в рассуждения: откуда такое название? И находит ответ: дескать, много было разных варягов: шведы, германцы, англичане, готы. Среди прочих, видимо, были и варяги по имени «русь». Их-то и пригласили к себе незадачливые славянские племена.
В целом изложение ПВЛ здесь достаточно издевательское. В Русском же Летописце картина совершенно другая.
Огромная богатая страна управляется Гостосмыслом, которому подчиняется множество более мелких местных правителей. Перед смертью Гостосмысл собирает своих подчиненных и говорит им о том, что страна, обладающая такими возможностями, как Русь, должна управляться людьми, имеющими наследственное право на царскую власть, способными превратить Русь из пусть богатой, но все же провинции, в первенствующую мировую державу. В отличие от автора ПВЛ, автор Русского Летописца гордится своей страной, понимает ее величие.
В изложении Русского Летописца по-другому выглядит и перенос княжеской ставки из Новгорода в Киев. Олег захватывает Киев и переносит туда свою ставку. Зачем? Из ПВЛ это неясно. Из Русского же Летописца видно, что перенос ставки обусловлен удобством походов на Византию. Как только ставка перенесена, тут же начинается непрерывная череда военных походов на Византию. Пошли на Византию, победили, вернулись в Киев. Снова пошли на Византию, наложили дань на греков, вернулись в Киев. И так постоянно. Более того, князь Святослав, как человек особенно воинственный, вообще переносит свою ставку на Дунай, чтобы еще удобнее и ближе было ходить походами на Византию.
Таким образом, в Русском Летописце Киев предстает как удобная отправная точка походов на Византию. Из Новгорода ходить далеко и неудобно, из Киева — ближе и удобнее. Но вряд ли нынешний город Киев является такой точкой. Чтобы добраться от него до Византии, надо преодолеть днепровские пороги. Если уж выбирать такую точку на Днепре, то гораздо удобнее было бы выбрать ее ниже порогов, а не выше.
Возможно, в летописи закралась путаница между разными городами с названием «Киев», которые могли существовать в древности.
________________________________________
Русский Летописец. Призвание Рюрика, основание Москвы князем Олегом, завоевание Олегом Киева, походы Олега и Игоря на Византию. Читать оригинал →
________________________________________
Ниже приведена упрощенная транслитерация второго отрывка Русского Летописца, непосредственно продолжающего первый, уже опубликованный в первом выпуске. Исправления, сделанные писцом, внесены.

л. 312. об.
[Завещание Гостосмысла: стране необходим самодержец царского рода]
И тако нача разширятися страна она велми, а общим же имянем прозывахуся. Сын старейшаго князя Новгородцкаго Гостосмысла имянуемы младый Словен, сей отиде от отца своего в Чудь и тамо постави град во имя свое над рекою, нарицаемом Ходнице, и нарече град имя Словенеск, и княжи в нем три лета, и умре. Сын же его Изборский преименова граду своему имя и нарече Избореск. Сей же князь Избор, змием уяден, умре.
Земля же Руская тогда сверже с себе ризы сетованныя и паки облечеся в порфиру и виссон, и ктому уже не вдовствуя, ниже сетуя, но на многа лета опочивая со мудрым Гостосмыслом. Егда же сий во глубоку старость достиже и не могий уже рядити, ниже владети таковыми многочисленными народы, ниже утишити междоусобное многомятежных кровопролитие в роде своем; тогда убо он премудрый муж, седый умом и власы, призывает себе вся властели Руския, иже под ним, и рече к ним осклабным лицем:
«О мужие и братия, сынове единокровницы! Се аз уже состарехся велми, и крепость моя исчезает, и ум отступает, токмо чаю смерть. А се вижу, яко земля наша добра, и всеми благими изо обилна, но не имать себе властодержца государя от рода царскаго. Сего ради в вас мятеж велик и неутешен, и междоусобца зла. Молю
л. 313
убо вы: послушайте совета моего, иже реку вам. По смерти моей идите в Прускую землю и молите тамо живущих самодержец, иже от роду кесаря Августа суще, да идут к вам княжити и владети над вами; несть вам срама таковым покоритися и подданных у сих быти». И возлюбиша вси речь старейшинскую. И егда же сей умре, тогда всем градом проводиша до гроба честно до места, нарицаемаго Волотова, ту же и погребоша его.

[Призвание великого князя Рюрика от рода Августова]
По смерти же сего Гостосмысла послаша всею Рускою землею послы своя в Прускую землю. Они же шедше и обретоша тамо курфостра, или князя великаго, имянем Рюрика, рода суща Августова, и молиша сего, да идет к ним княжити. И умолен бысть князь Рюрик, и пойде на Русъ и з двема братома своима — с Тревуром и з Синеусом — и со инеми сродники своими. И приидоша вси в Великий Нов град.
И в лето от Адама 6370 году избраша вси Словяне и Русове старейшаго князя Рюрика на княжение в Великий Нов град. Втораго же князя Тревура избраша на княжение вызборск (в Изборск). Третьяго же князя Синеуса избраша на княжение на Бело езеро. Протчих же сродников своих князь Рюрик и братия его у себе удержаша, а иных по селом розослаша.
В лето же от Адама 6380 года Треур и Синеус оба умроша. Рюрик же Наугородский князь нача владети и их княжениями.

[Рюрик назначает Олега великим князем — опекуном своего малолетнего сына Игоря]
И княжив 17 лет, и впаде в болезнь тяжку, и предав княжение свое сроднику своему князю Олегу, понеже сын его Игорь млад бе, яко двою лет. Князь же Рюрик разсудив о дому своемъ и умре в лето 6388 году.
л. 313. об.

[Олег строит города на Руси, устанавливает оброки, основывает Москву, затем захватывает Киев, убивает «Киевских начальников Кия, Щека и Хорива» и присоединяет Киев к Новогороду. Смерть Олега]
Преди реченный же князь Олег приим великое княжение над Словяны и Русы и нача по многим местам грады ставити и дани и оброки уставливати по всей Руской земли. Прииде же на реку, глаголемую Москву; в нея же ту прилежат две реце: единой имя Неглинна, а друзей Яуза. И постави ту град мал, и прозва его Москва. И посади ту на княжение от сродников своих.
Преиде же и в Киев, и убив трех братов Киевских началников Кия, Щека, Хорива. И нача княжити в Киеве и в Великом Нове граде. И поиде бранию в Византию в силе тяжце, и положи на Византию дань, и паки возвратися в Киев. И княжив 33 лета, и умре.

[Князь Игорь знакомится с Ольгой, своей будущей женой]
Игорь же князь, сын великаго князя Рюрика, княжаше в Плесковской области во граде (И)зборске.
Еще же ему юну сущу и утешающуся некими ловитвами. В неведении раби его оставиша единаго. Игор же узре об ону страну реки лов желанный. И не бе ему возможно прейти на ону страну реки, понеже не бяше лодийцы. И узре некоего по реце пловуща в лодийци. И призва пловущпго ко брегу, и повеле себе превести за реку. Пловущим же им, и возре на гребца оного, и позна, ако девица бе сия, блаженная княгиня Ольга, велми юна сущи, доброзрачна же и мужественна, ея ж иногда николи же не знаяше, и уязвися видением, яко же писано есть: «Очи лакоме и некасаемых касахуся». И разгореся желанием на ню, и некия глаголы глумлением претворяше к ней. Она же, разумевши глумления коварство, пресекая беседу неподобнаго его умышления,
л. 314.
не юношески, но старческим смыслом поношая ему, глаголюще: «Что всуе смущаешися, о княже, срам притворяя ми, вскую неудобная во уме совещавая студная словеса износиши? Не прельщайся видев мя едину девицу и уединнену, и о сем не надейся, яко не имаши одолети ми. Аще и невежа есмь, и велми юна, и прость обычай имам, но обаче разумех, яко поругати ми ся хощеши и глаголеши нелепотная, его же не хощу ниже слышати. Протчее же внимай себе и останися таковаго умышления. Донде же юн еси — блюди себе, да не одолееши неразумиемъ и да не постражеши зло некое. Остани же ся и от всякаго беззакония и неправды, аще бо сам уязвен будеши всякими студодеянии, то како можеши инем неправду возбранити и праведно судити в державе твоей? Разумно да будет ти, аще ныне не престанеши паки оплажняяся о моем сиротстве, уне ми есть, яко да приимет мя глубина реки сия, нежели аз буду тебе на соблазн, да и сама поругания и поношения угонзну. Ты же протчее сохранися и не смущайся о мне». И ино много премудренно о целомудрии глагола ему Олга.
Внемлите, братие, девицы сея доброму смыслу и рассуждению. Се бо начаток благ и удивлению достоин. доброумнаго юношескаго целомудрия блаженныя Олги, еще бо не ведуще Бога, ни заповеди Его слышаще, такову премудрость и чистоты хранение обрете от Бога благодать, яко удивитися и Игорю мужеумному смыслу и благоразумным словесем ея. И абие Игорь отложив юношеское мудрование свое, наипаче же
л. 314 об.
со стыдением и молчанием преиде реку, внимая себе о таковых до времени.

[О великом князе Игоре]
Внегда же великий князь Олег умре в Киеве и избраша на великое княжение в Киев и в Великий Нов град и на всю Великую Росию сего великаго князя Игоря, Рюрикова сына. Егда же прииде время женитися ему, и по велению его бывшу изообрести ему невесту на брак, взысканию же бывшу, яко же есть обычай государству и царей власти, и о многих девицах небреже, но воспомяну дивную в девицах ону Олгу, юже виде своима очима мужественну сущу и благообразну, и еже ото уст ея слыша хитростныя глаголы и целомудренный нрав ея видев, и посла по нея боляр своих. Они же приведоша с честию, и тако сочетана бысть ему на брак.
О брани Игореве на Греки. Великий же князь Игорь иде бранию на Греки и повоева страны Финическия, и Понту, и до Ираклия, и до Фафлегонския земли, и всю Никомидискую землю; много же бысть побежено войство от Грек. И паки Игорь собра многое войство и иде на Греки. Царь же Коман, тесть царя Констянтина Багрянороднаго, сына Премудраго царя Лва, посла послы ко Игорю лучших боляр своих, умоли Игоря, и нача давать ему дань выше первыя Олговы. И вземше дань Игорь, и возвратися от Дуная в Киев, и поживе мирно. И родися ему сын Святослав от сея блаженныя Олги. И тако самодержествуя, мир имея ко всем странам.

[Убийство Игоря древлянами и месть Ольги]
О убиении Игореве от Древлян. Иногда же отложшуся от Игорева началства Древляне. И шедшу ему, да смирит Древлян, и усугуби на них дань. И отпусти люди своя в Киев, и сам оста не со множеством
л. 315.
людий. Древляне же со князем своим, ему же имя Мал, злое умыслившу, глаголаху к себе: «Сей есть наследник, приидете убием его, и супружницу его возмем премудрую Олгу за нашего князя, и сыну его сотворим, яко же хощем, и сами свободны будем от великия дани, и наше будет достояние». И убиша его вне града Коростены, близ Старые Русы, ту же и погребен бысть.
О посланникех от Древлян ко Олге. И послаша Древляне по блаженную Олгу 20 человеков избранных мужей в лодии. Олге же уведан бысть приход их и убиство самодержца ея, и восплакася велми о Игоре, и многа плачюще. И никто же можаше утолити великий плач ея, тако же и вси людие плакахуся. И едва плачю преставшу, и помалу укреплятися нача, и женъскую немощь забывши, и мужеским смыслом обложися, и умышляше, како месть сотворити имать крови мужа своего коим образом убийца оны казнит. И повеле призвати к себе, иже от Древлян пришедшия мужи, и преухищренно глаголаше к ним: «Добре приидосте ко мне, о мужие. Глаголите же, что приидосте». Они же рекосте: «Придохом, о госпоже, Деревская земля посла нас возвестити тебе, яко князь твой отягчая нас данию, а довола не имый, и сего ради убиен бысть. А наши же князи добры суть, и ты поди за нашего князя Мала», — иже тако зовом бе. Олга же глагола к ним: «Любовна ми суть словеса ваша, никто же бо может мертваго воскресити, тако ни аз могу мужа своего возставити господьствовавшаго вами, его же вы убисте. Ныне же идите в лодию свою и заутра, егда послю по вас, и вы величающеся рцыте посланным
л. 315 об.
от мене по вас: „Мы пеши есмы не идем и на конях не всядем, но понесите нас на главах ваших, вземше с лодиею“. Егда же понесут вы и тогда велию честь от мене приимете пред людми». Они же послушавше ея, и идоша в лодию свою. И заутра посла по них. Древляне же гордящеся седяху в лодии и глаголаше, яко же Олгою научении, и веляху нести ся с лодиею на главах. Киевстии же людие насмехающеся безумию их, и яко бы повинующеся им, глаголаху: «Князя не имамы, а княгиню поемлете за вашего князя, и несть ныне нашея воли». И взяша их на главах с лодиею, и принесоша на теремный двор, иже бе вне града Киева. Олга же зряще ис терема. Киевляня же вринуша их живых во уготованную яму, гаголаше: «Угодна ли вам честь сия?» Они же ввержени вопияху: «О горе нам, аще и убихом Игоря, а блага не обретохом, но паче горшая злая праведно по деелом нашим постигоша нас». И тако живы засыпани быша. И абие Олга посла к древляном, гаголюще: «Аще истинно хощете поняти мя за князя вашего, и еще пришлите нарочитых людей, яко да прииду к вам в велией чести, да не удержат мя киевстии людие».
Древляне же паки послаша избранных людей 500, иже нарочитии держателие Деревския земли, и приидоша в Киев. Олга же повеле им да в бани измывшеся, приидут к ней; бани же уготоване бывши. И внидоша в ню Древляне, еже измытися хотяще. И ту запроша их, и сожгоша.
О пришествии Олгине в Древлянскую землю. И паки посла ко древляном, глаголюще: «Се уже гряду к вам, вы же уготовите меды многи у града, идеже убисте
л. 316.
мужа моего, да плачюся над гробом его и тризны сотворю ему». Они же зело многи меды устроиша. Олга же прииде над гроб Игорев, и плакася над ним плачем велиим.
И глаголаше Олга: «И что ныне успеем, косняще господоубийцам и врагом, ненавидящим над ними государския власти? И того ради да приимут месть и да престанет дерзость в Рустей земли помышляюще злое на самодержавных. Да и прочии не навыкнут убивати государствующих ими в Руси, но со страхом да повинуются державе и величию царствия Руским началникомъ». И ина многа плачевная притворяще глаголы и повеле могилу ссыпати над Игорем и тризны творити, яко же есть обычай в неверны. И по сих Древляне седоша пити, и повеле Олга отроком своим пити с ними и служити пред ними, а самем не упиватися. Древляне же вопросиша: «Где суть дружина наша, их же послахом по тебе?», И рече Олга: «По мне грядут з боляры моими». И егда упилися бяху Древляне, тогда отиде кроме. Повелением же ея воини изсекоша 5000 Древлян. И возвратишася в Киев.
И паки Олга собра воинства много храбрых и поиде с сыном своим великим князем Святославом на Деревскую землю. Они же выидоша противу на бой, и побежени быша от нея, и бегше затворишася во градех своих. И тамо не улучиша избавления, но взяти быша от Святослава вся грады их.
Сама же Олга устремися на Коростень град и обступи его. Древляне же бияхуся крупко, предатися не хотяще, понеже ти сами бяху Игоревы убийца. И стоя Олга под градом лето, и не може
л. 316 об.
взяти его. И посла ко гражанои глаголющи: «Вси грады предашася мне и дань дающе, нивы делают. Вы же от глада умрети хощете и не хощете повинутися и дани дати». Древляне же рекоша: «Ради быхом дань даяти, но боимся отмщения». Глаголаше же им Олга: «Месть уже воздах вам. Ныне же изнеможения ради вашего не отягчаю вас данию, яко же князь мой. Вем бо, яко меду из борти ныне не имате, и вместо сих скудно дань возму у вас, еже имате: дадите ми от двора по три голуби и по три воробьи». Они же ради бышаи собраша по всему граду голуби и воробьи, и послаша к ней с покланянием. Она же въземши рече: «Се уже покористеся мне и сыну моему, идите во град, и аз не днесь, но заутра отступлю от града». И вси, иже во граде, слышавше, возрадовашася. Олга же птицы оны раздая воем своим и повелех коейждо привязывати серу со огнем, ввивающе в плат. И в вечер, егда смерчеся, повеле попустити голуби и воробьи со огнем. И прилеташа воз гнезда своя, и загореся весь град. Людие же не возмогоша угасити и побегоша из града. И повеле Олга имати их, убивати; овех же воем своим в работу предая, а иных остави дань даяти. И всю Деревскую землю прият и дань тяжкую возложи на них.
И паки возвратися в Киев великая княгиня Олга и с сыном своим Святославам. Наипаче же всего о душевных себе внимая, тщаше бо ся в чистоте и в целомудрии пребывати. Весь бо подвиг ея, еже уведати веру истиннаго Бога, кумиры же возненавиде и велми гнушаяся их.
л. 317.
Помале убо времяни сын ея великий князь Святослав воева на Болгары, и по всему Дунаю, взя 80 градов; самодержествуя живый в Болгарех во граде Переславцы. В Киеве же владя мати его великая княгиня Олга и сынове его Ярополк и Олг и Владимер. Великая же княгиня Олга велие попечение имея, да бы крестилася во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Но о сем зде да умолчим, понеже преди речено будет.
________________________________________
Более полную транслитерацию с Ѣ и конечными Ъ можно посмотреть по ссылке. В нее также внесены исправления писца.