ТЕМА: Вопрос КНИГА ЛУЧЕЙ СОФИИ (лирика)

Глаза пустеют, сжаты аксиомами.
С невидимостью - сердцем говорим.
В гипнозах медных танцев, невесомые,
Мерцаем мы как света алгоритм.
Болеет выдумками, ветрами грассируя,
В плену софизмов, магия стихов
А рядом, по канату балансируя,
Живёт Любовь, как звук живых шагов.
Живущий-в-Звуках снял печать молчания,
В аккордах солнца звук трубы пропел.
На царственных плечах, для всех нечаянно,
Выходим мы за времени предел.
Оболганные лживыми пророками,
Исхлёстанные выгоды плетьми
Мы вырвемся из воровского логова,
Останемся стихами и детьми.


То в ауре цветного аромата,
То в роскоши сверкающих снегов,
Являлась ты, объятая закатом,
В оранжевой вуали облаков.
В подвесках кос, в ознобе снежных елей
Тем зримее Горячий сердца ключ,
Чем кобальтовей росписи у «гжели»
И мёд беседы сладостен и жгуч.

Слух ловит тихий шелест патефона.
Иглою света смётывая швы,
Ты высказан не ярой силой грома,
но шёпотом транслирован листвы.
След тлеющей слезы, сгорая, гаснет,
Подобно блеску бесприютных рыб,
Так ты, на ледяное дно напастей,
Вдруг падаешь из солнечной поры.
Но чьи-то пальцы вдруг соприкоснулись,
Доверчивостью отозвался взгляд,
В ненастье серо-сиротливых улиц,
Целуют чьи-то губы невпопад.
За окнами вздыхают облегчённо:
Сплетая строк и вен голубизну,
Явилась Ты, та самая девчонка,
Ту самую принесшая весну.

С даром таять в тишине,
Пролитой в молчанье жёлтом,
Я иду по пелене
космоса глубин тяжёлой.
НепроЯвленного зла
Рвётся нотой грозных акций
Циркульная кривизна
В неприкаянность абстракций.
Дней прохожая строка,
странствий образных сигналов,
многоточием песка
меркнет в лиственных порталах.
Заполнение пустот
Светом свет пересекает.
С колыбельной совпадает.
Слов первичный водород.
Гонит грусть из уголков,
распуская свежесть бдений,
Взмах ресничных мотыльков,
Плащ воздушного паренья,
Лет сбродилось серебро
Светом, в сердце загустевшим.
Тайной Млечной Отчий кров
в дырах времени завешен.
Узловой солярный гром
встроен остовом скелета.
Отпускается костром
грех растаявшего лета.
Вдохновенной плоти червь,
- сдача с века-осьминога,-
Научи меня свече,
Светом греющей дорогу.

Срываю запах тлена,
Вдыхаю нот язык;
Ликером снов плененный,
Распахнут счастья миг.
Купает май парфюмы
Распутиц вешних гроз,
В промозглые костюмы
Втыкая иглы роз.
Из нежности тюльпанов
Я в небо упаду;
В вокзальную нирвану
Снов уроню звезду.
Укроет грусть бокалом
Шипучего вина;
Склонится ночь устало,
Озвездив времена.
Сценарий бледной лести
Водою ключевой
Я смою в перекрестье
Дороги столбовой.
В потерянном молчанье
Доверия исход
Для избранных венчальным
Салютом расцветёт.


Колыбельные песни, со мной разделите,
вы, ночи!
С вами вместе сегодня должны мы узнать,
что иссяк вечеров беззаботного лета источник,
домом
место в оковах иллюзий
своим называть.
Летаргический сон наш
пора уж сегодня оставить
Иль взаправду считаете мир полигоном Творца?
Позабыли Кто с Неба сошёл нас от смерти избавить?
Чистой Кровью Своей от безумия Злобы Ловца.
Правда Царства взывает к нам
Горних идей ароматом,
Только ль датскому принцу с подмостков о ней говорить?
Что утрачено было как сонное царство когда-то,
Новорожденной Русью сегодня назначено БЫТЬ.
Пусть зовет к своим подданным
Снов Император железный,
Знаем: трауром он власть иллюзий над миром прострёт.
Океаны, леса будут взорваны,
воздух растерзан,
Города обратятся в пылающий пламенем лёд…
Из эфира мы тоже, как воздух, которым мы дышим,
как и буря,
которой вздымают «Авроры» огонь.
Почему же мы знАменья неба не видим, не слышим?
Белый царь среди нас, в Чашу влито вино,
грозен Конь.

Факел алых бульваров
во тьме семафоры глотал;
Вен восторженных русла наполнил размеренный пульс;
В блесках скорых аварий я шёл через улиц портал,
Прошлых истин глотая безсмысленной веры конфуз.
Стрелок ядерных вихрем в водовороте стихир;
Смятой памяти кадров шевелится комом свинец.
Разменяв на гроши многоцветия грозного мир,
Град стервятников вымощен каменной гладью сердец.
На путях непредсказанных логос восторженно гол,
Расплескав на эфирные волны пульсации круг,
В толчее перекрёстных созвездий стал медлен и волгл,
Вещей птицей срываясь, мгновением нежности рук,
С животворных широт ниспадает в ущелий пике
Парадигма времен, нисходящих в полях бытия;
В треске льда льётся запах восторженных лет вдалеке,
Кроной Древа привитый к Собору гармонии дня.

На струне одиночества сердца
качается солнце,
крылья розовопламенных птиц я уж все обласкал.
Рот зашит непогодой, в предплечьях усталости стронций
Накопился и жемчуг с кромешнего дна доставать дух устал.
Пальцам-ветвям сквозь неба жемчужные гривны
Всех мечтаний и лет кружевА срок настал изронить.
Пробежать, прошептать ветерками в ладонях наивных
И в просторах песка капли злые тоски испарить.

Говаривала мне моя красавица,
Невстреченная въяве Горностай,
- Живые символы летят и рассыпаются
на руны золотисто алых тайн.
Печалью переспелой растревожен ты.
Держи себя струною на колке,
тропою сердца правды неисхоженной
и неразменной в дальнем далеке.
Сам знаешь, что такие все освистаны
В привычно неустроенном быту,
Но каждому аукнется по истине
В словесном исцелении простуд.
С чего ты взял, что память неотзывчива?
В колючих ливнях жди любовь свою.
Однажды в песне лебединой сбивчивой
И грешного тебя я отмолю.

Говорила: мила мне гладь,
Тишь не рви, умножая бред.
Беды любят в стихах листать,
Кто имеет доход от бед.
Умножая, не множь их ты,
Не дыши беловьюжьем зим.
Зреет мудрость в словах простых,
А на сложных наложен грим.
Отвечал ей: Краса моя,
Тыщи лет про любовь поют.
Жизнь прожить только меч остря?
Дух в кротовый замкнув уют?
Жизнь не есть ли с обрыва шаг,
В крылья дней развернув полёт?
Лишь полётом живёт душа
И молитвы ему поёт.

На распутье незрячих скук дождь слезу ронял.
Маскарадна нательная рябь телеграмм тату.
Вальс берёзовой грусти язык между строф искал,
Заходя за жемчужных бус и зубов черту.
Закольцован в акупунктуре сердечных ватт,
Пульс потерянных чувств на разлуке с тобой застыл.
Уходил постепенно из боя часов
хрип латунных дат.
Смерч восторга листает прозрачность крыл.

Впаян в грусть чужестранной страницей
зрачков восторг.
Истекал ты из скорби озвученной, как ипостась
В звукостяжаний единство, как рваных клочков простор,
Как имеющий и претворяющий Слова власть.
Содрогался под веками солнца влюблённый сок,
Пантомимой тягучей слезы в хрусталях разбит
Выжимая заката вены в любимый грог
Облегала тяжестью архитектонность плит.
Я привык куда-то идти, но не знаю куда и зачем
Рвётся алчно весенних пространств ледяная капель.
В звуках матовых светотеченье в кольце свечей
Легковесности бунта памяти ты – менестрель.

Взгляд ползёт, словно божья коровка,
По соцветиям срезанных дней,
И зовет меня память-плутовка
Убежать в меланхолию с ней.
Тлели розы огнём папиросным,
Дней счастливых октавы текли
На прозрачные в зелени росы,
На грохочущий поезд вдали.
Хризантемные грёзы фонтанно
На осколки дробили хрусталь
Ароматов улыбки желанной,
Белоастровой силы печаль.

Надышался прозрачной тьмою,
Дождевою водой крещён.
К непогоде ли память ноет
Или пульса оттаял звон?
В перехлёстице дней угарных
В новостной вовлечён поток,
Слух травмирован вербным даром -
Мир просеивать в сито строк.
Добиваясь фонем огранки,
Сердцем зрить за лицом секрет -
Паучка ль в пруду серебрянку,
В роднике ль – круговерть планет.
Мотыльков голубых воздушность
Окрыляет полёт души,
Так подснежник весной набухший
В ожидании пчёл дрожит.

Роняя ароматов шёлк,
как плазму из протруберанца,
с бездушным совершенством глянца,
коснулась взглядом как ножом.
Сердец созвучный перестук
нес поезд Осени изгоев,
мешались с ароматом хвои
их руки будущих разлук.
Пронзительно-надрывный клин,
Крыл журавлиных колебанье,
остались Зоною Центральной,
как горечь красная калин.

В свинцовый мрак уходит день
в рутинном марше
и в улей гонит сонм идей
ночная стража.
Молчанья грозный мыслепад
прочнее стали,
что ж в пене облачных громад
слова восстали?
Из ткани слов суть я и Вы,
мы - ткань П о э т а,
Кто выжал сок из синевы
небесных клеток.
Как высверк птицы прям ваш путь,
как прочерк жеста:
предтечам Слова не уснуть -
не свято место.
Тверды творящие слова -
чета ли ветру?
Коптящим пламенем едва ль
горят ПОЭТЫ ?!

Мы в ткань вплетены
безконечного мира,
Дрожит каждый узел судеб,
Дымятся созвездья,
роятся эфиры
И падают росы в хлеб.
Здесь мраморный лев и
взгляд Нефертити
ткут Небо - уклон полОг.
В сосновых иглах лучи, что нити
На скатертях алых строк.
Но суд молчаний,
как слухов небыль,
печалей расстелит тракт,
и слово-узел, соткавши Небо,
в обрывный повергнет мрак.

Спелый снег студёно тает на губах,
Алебастровые ночи ворожит,
Сито солнечное в розовых ветрах
Тянет шлейфы вслед размашистых копыт,
В беззащитность полумрака цвета беж
Целит каменного времени фугас
И лишь гамма чистоты цветных надежд,
Окрыляет уголки любимых глаз.
Горизонтом не кончается полёт,
Взмах ресниц крылато вспарывает мглу,
Водяная пыль серебряно поёт,
Кванты света растекая по стеклу.

На двускатности крон и крыш
выжат тормоз внутри систем.
Балансируя, ты стоишь
На аккордах минорных тем.
Взор бродяжит, упёртый в ноль.
Свету в тайне стихов молюсь,
Из ключей выбирая «соль»,
В личный крест обращаю плюс.
Перемножен продукт эпох,
Из воронки расцвёл геном,
луч закатного дня иссох,
отдалённый раскатист гром.
Из пылающих георгин
хроновестны потоки лет,
Но в вольфраме из паутин
Изумрудно процежен Свет.

Сорвался крик.
Элегии вослед,
Закатный стон мосты испепеляет,
Умноженный на безоглядность юных лет,
Там голос Твой тревогами пленяет.
Бушуют розы в лае сонных псов,
Струятся в венах раненые струны,
А голос Твой приходит в чащу снов,
Как зазеркалий трепетные руны.
Музыкой застигнутый внезапно,
Видно, кто-то вышел на балкон,
Неуместным раненый азартом,
Памятью я снова напоён.
Вечер тихий прошлое навеял,
пьяный клен из лужи так лакал,
золотом расплавленной аллеи
губы мне твой локон обвивал.
Сотканный из птичьих разговоров,
вечер как сигару закурю
и любовью застекленным взором
космос шестиструнный сотворю.
В запахах ресниц и междометьях,
В шифрах недосказанности нот,
Расщепленный взглядом на соцветья
Из стиха твой образ прорастет.
Ритмами сердечного колодца
Из душевной ткани лоскутов
Памятью счастливых дней сошьется
Девочка из сказочных веков………………
Что ж глаза твои таят усталость?
локон серебрится у висков?
Знай, во мне ты прежнею осталась,
Девочка из сказочных веков.

Дней молчаливых выплакан аум
Звоном трамвайным в бездомности шпал,
В звёздах мерцающих ласковый траур
Снегом разлуки перрон обжигал.
Где-то сияют небесные гимны
Солнечным ветром в пении труб
Ты же печально гуляешь в обнимку
С памятью пахнущей снежностью губ.

Чаем утренним снова стакан наполняет
рассвет,
Золотится чаинками птиц и туманы льёт.
Распустились ресницы твои с голубых планет,
Потянулись в глаза переливы стрекоз и нот.
Расчехляя в античной торжественности облака,
Запуская потоки энергий стихий дискотек,
Видишь, как, улыбается издалека,
Бьется пульсом Любовь, раздавая капустниц снег.

«Мера»

Мерой трав измеряем круженье небес голубое,
Мерой грусти - пространство осенних примет,
И дыхание рифа окажется мерным прибоем,
Уносящим рефрен, что не раз и не трижды пропет.
Бьётся птица и сердце, и шмель золотой в колокольчик,
Принося за собой и потом унося имена;
Только ты их сложить в диадему любви полномочен,
Что, как лестница в небо, лучами души сплетена.
Мера сердца, как мера тепла материнских ладоней,
Как любимой объятья, за горизонтом - заря.
Измеряется вечность недаром душой молодою
И росой молодильные яблоки в сказочных гранях горят.

"Достойно есть…"

Повисло время тишиной дрожащей
На стрелках багровеющей луны.
Что было ценно, стало преходящим
В крадущейся гибридности войны.

Ещё гармоний духовые звуки
Душа сонливая не в силах возлюбить,
Ещё не в силах связанные руки
Осколки смысла в Век соединить.
Ещё омытые кровавыми слезами
Века в оранжевый окрашены виссон
Ещё сквернят глумливыми словами
Из поднебесья колокольный звон,
Пора, друзья, нам с русской ностальгией
По вольнице молитву бы прочесть.
Не по телесным только лишь стихиям,
А с песенным огнём «Достойно есть…»
Тот пусть споёт её, кто бренностью лукавой
Ни рук своих, ни ум не осквернил,
За призрачною не гонялся славой
И в рабство к временным кумирам не спешил.
Достойно есть, кто не ценил в полушку
Порывы безкорыстные души,
Кто презирал лукавых двоедушье,
Отечества Небесного вражин.
Достоин тот, кто не был одурманен
Тщеславной тенью званий мишуры,
Каменносердых оживлял словами
И с Богом созидал свои миры.
Кто пиксельной строке не поклонялся
И в Эверестах пустозвучных слов
Тьме не покорствовал, злу не повиновался,
Не верил благочинию волков.
Достойно есть, кто не солгал ни разу,
Кто взяткой своих рук не осквернил,
Кто сверг обрядоверия проказу,
Притом, что веру предков сохранил.
Достоин, кто не только лишь словами,
Но и делами смог Творца хвалить,
Умытый пусть кровавыми слезами,
Не преставал и грешников любить.
Достоин тот, кто в бурях огненосных
Неустрашимо в сердце мир вмещал
И в завихреньях пепла жизни грозных
Отмстителям души не предавал...
...Когда за смертным ты окажешься порогом
Со всеми чувствами своими и умом,
поймёшь тогда: в соавторстве был с Богом
или с Его возносливым врагом.

Улицы знойны, ивы молчат,
В избах прорехи да грусть,
Вынули душу потомки волчат,
Тех, кто палил в мою Русь.
Барствуют воры, да рабская спесь,
Маются струны сердец.
В сон убаюкали, в сладкую лесть,
Заперт наш меч-кладенец.
Кони разогнаны, муть в роднике,
Девкам в лугах не гадать.
Русой косою с крынкой в руке
Батю не встретит мать.
Пятками бОсыми не пробежать
По колдовским лугам.
Стогом заоблачным не ублажать
Звонкий мальчиший гам.
Росна божественность в алой заре,
Отчий церковен быт.
Матерью-скатертью подан обед.
С кашей и пьян и сыт.
Утро кудрявится берестой,
Рай, он до края тут.
Слышишь, как в бор с тишиной седой
Нас по грибы зовут?

«Лимонная метель»

Рвало ветром, шипело листьями,
несговорчиво путало шаг;
васильковое небо выцвело,
в север взвесью дождей дыша.

Шел тропинками, в грусть влюбленными,
где стихий и стихир вино
льется в шорох, в метель лимонную,
цвет и шелест смешав в одно.

Стаей в огненном оперении
плавят листья бесчувствий лед
и, шуршащим на твердь падением,
искрам сердца даруя взлет.

Разбивая Жар-птицы крыльями
одномерность годов-темниц,
очищаю от новобылия
зерна пламени, блеск зарниц.

И, в порхании медных бабочек
отбирая в строку нектар,
жду: займется ли в гаме галочьем
радость сердца и губ пожар.

Отшуршала листьев стая,
Совершив побег от стуж,
Золотой дымок роняя
В удивлённый космос луж.
Коматозной тишью нежен,
Всё чахоточней закат.
Вьюги хохот ярче брезжит
В окна камер и палат.
Строй унылого декора
Стынет медью в облаках:
Время летнего дозора
Выпито в пяти глотках.
Рыжим хвостиком, по лисьи,
Скручен свет и заметён.
Снова жемчуг вечных истин
Новью разовой сменён.

Запредельность
не главное ль свойство души?
Ведь и звезды с небес, как обещано, в срок ниспадают.
Пусть часы всего мира навек замирают,
лишь секундная стрелка пред вечностью Духа дрожит!
Льет последний свой жидкий кристалл голубая луна,
Близок час, когда «времени больше не будет»,
Крылья сов-миражей на забвенье осудят,
Ночь растает в сиянии Вечного Летнего Дня.

Искромсано теориями небо,
Просрочены абстракций паспорта
И битами фантазий не изведан
Путь файла именного КРАСОТА.

Нас измельчают суетные знанья
Болтливым любознанием сорок.
Достоен ли облечься в мирозданье
Ты, сын Отца, как человек и бог?
Всё ближе киноварью гроз играет
Исторгнутый смартфонами гипноз,
Вином любви в стекле цветок вскипает
Неслышно рвутся почки алых роз.
Угасло равновесие коллизий,
Изгиб в сосудах времени тернов.
Единой волей поднят Остров Жизни
В молитвенных ладошках лепестков.

Думал, что ноги уносят снег,
что крепость из рук идет,
что жизнь – это гонка с судьбой калек
и как кому повезёт.
Но вот оказалось, что снег живой
И, с дождичком вперегонки,
Может памятью ножевой
С левой шагать строки.
Оказалось: свой путь сберечь
Не сумеешь безкровьем строк,
Если стоящих жизни свеч
Ты отыскать не смог.

Событий регистрируя обвал,
Всё ж ведаем мы - дух им неподвластен.
На Царство Света нас короновал
Поэзии высокой ветер странствий.
Хоралом распечатан пламень чар.
Фрактальна Мудрость в грации качелей.
Цветёт размерность северных гитар
Травою на обочинах значений.
Язычество в истерзанной душе,
Как встарь, густеет свастики изломом.
Достигнет ли до каменных ушей
На выдохе пророческое слово?

Всё тоньше звериные тропы,
всё крепче объятия трав.
Сегодня я висну на стропах, неведомый путь избрав.
Безсонницы зелье не лечит, ни ласка руки твоей,
Берёз золотые плечи девчоночьих слёз больней.
Ах, этот близкий локоть и острый сучок в глазу,
Какой же я был неловкий и память о том несу.
Напрасны мольбы и рясы, не ими я бережён,
Построчно уж весь рассказан на письменах времён.
Сумятицу слов метельных и каменных дел кураж
Печальные листья стелют, множа огней тираж.
В пляске Купальной плазмы зрю своих дней итог -
Выпит до дна и сразу хвойного лета сок.

«Он белый русский рэп»
(момент поэзии Шестого дня)

Снежный ум чернеет и тает как грязь.
Провода разорваны смарт-сердец,
Раскодируй с Господом живую связь.
Твоего пути к Нему ждет Отец!
Гаснет левый глаз, что коптит извне,
Веры правой Огнь воспылал внутри.
На свое безпамятство направь свой гнев,
ссохшуюся мумию числа сотри!
Каиновы внуки, черепки собрав,
погасили дырами сиянье звезд,
снами Веры Павловны умы обокрав,
в подземелье выстроили плача мост.
Тишина полночная висит струной,
Смыслы поменялись — где да, там нет.
Но земля прозябла и пахнет весной,
урожай времен потоков — белый Цвет.
Кругомерна времени живая цветь,
на четыре стороны растут лучи,
древнелетий гнется углами медь,
Слово проросшее Соборно звучит!
Космос расширяется созвездьями глаз,
Расплетая косы галактик в ручьях.
В капельках росы — поэтов экстаз,
струнное сердце их бьется в грачах!
Белый шум пространства – витраж из лиц,
в гранях мироздания Лик растворён,
параллельно светится цветенье птиц,
в Царствие восходит человек-эон.
В безконечность льются слова тепла,
звуки и кузнечики ныряют в цветы,
пчёлы золотые из огненных слав
вымолены искрами у чистоты.
В знаньях отраженных мертвы языки,
Верой распечатана земли заря,
бирюзовы корни огневой реки,
Каплями — поэты в пальцах дождя.
В вечности лесов, в неподвижности ив,
Звуки все безлюдны, если сжат простор,
Спектры все звучания в молчанье вместив,
воздухом скандируй возвышенность гор!
Я болел молчанием всю мою жизнь,
оттого-то в немоте до сих пор хожу.
Гаммой восходящею, любовью прошит,
Как зелёный цвет теперь распевно дышу.

Язвой изъедена прошлого тень,
Крошевом в зеркало падает взгляд,
вниз, на осколки в сплетения века печального.
Каплей, скользнувшей по лику листа,
всё я пытаюсь предугадать,
Как мне узнать тебя, Лада моя Изначальная?
В небо лицо запрокину свое,
Ты – это к солнцу мой любящий взор.
Сколько ж во мне от твоей неистраченной нежности!
Ласковость тени и нежность травы,
Говор ручья и небес глубина,
Все от тебя в моей памяти ластится свежестью.
Азбукой сердца затвержено ДА,
что же я клавишей падаю ДО?
В пальцах моих оживают волос твоих струи.
Ты - это искры мелодии рос,
Ты – это радуги благостный дождь,
Вспомнят ли губы твои все мои поцелуи?
Станет когда-то нетвердым мой шаг,
на руки взять я тебя не смогу.
Вспомнят ли губы твои все мои поцелуи?
В небо вжимаюсь я радугой слез,
Сколько тебя в этих каплях дождя?
Брызну стихом на окно от меня одесную.

«Фрэзи Грант»

Лишь с тобой я рассвет встречал.
В алгоритмах крикливых чаек,
В косяках звёздных рыб качая
Негасимых стихов причал.
Упоён невесомостью волн,
Переполнен полями безумства,
Обретаешь иное русло
С аритмией тоски примирён.
По аккордам мятежных струн
Полногласием слов и жестов
Стала ты моих снов невестой
Тайнозрительницей Гамаюн.
Уникален души оргАн
И порывы его благие
Усмиряет морей стихии,
Как бегущая Фрэзи Грант.

«Отрасль»

- Брат мой, ответь, ну где же Он?
Пали мы все до дна!
- Рождие, сын мой, Рождие
царство развеет сна.

Лета седьмины связаны,
Жертвенный пал огонь,
Слово пророка сказано,
Белый восходит конь.

Над числовым пожарищем
Брошен победный клич,
Слышится крик Рождающей
Свит Богоносный бич.

Царство лжеца низложено,
Ропщут в провалах тьмы.
Отрасль у подножия
Царственной Белизны.

Опоздавший на вечность
виновен всей жизнью,
В узел, связками горла, вяжешь с пеплом свой стих,
Но в расплавах из радости, в памяти нишах
Анемичность улыбок лиц дальних прости!
Нет, не скоропостижен сей мир семицветный!
Где оранжевой хмарью горчат имена,
Где проиграны партии, песни пропеты,
В грешной славе побед и твоя есть вина.
Преподобен вину, что ж зерну маловерен?
Виждь, как злых полушарий ветер кварков и шал!
Парадигмой распевов, в гравитации сфере,
Протяни стих ладонью, перекрой тьмы провал!
Люди падают в воздух с небес коромысла,
Детским всплеском ресниц дУши их опери!
Знаков древних пергаментов чтением смыслов
Окрылённость хлебов и деревьев верни!

Спаси Христос, Александр!


Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, от века и до века и во век веков!
Аминь!

"Ветер, ветер! Ты могуч,
Ты гоняешь стаи туч,
Ты волнуешь сине море,
Всюду веешь на просторе.
Не боишься никого,
Кроме бога одного.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ее..."

Обращались мы в музыку
с мига рождения Неба,
пеньем птиц и сердец тишиной этот мир исчислять,
сквозь уныние плаца для Матери Слова и Хлеба,
век за веком пространство и время в любви прославлять.
За пределом озвученных строк и в песках ожиданий
Звук рождается так, как рождаются Запах и Свет,
целой жизни мгновенье ценнее расцвеченных граней,
если камень твой бел белоснежным сияньем комет.
С чутким слухом сердец совершаются главы Завета,
нас крестит всепрощающий ласковой ночи прибой...
Сохраняется имя водой, имя боли и славы Поэта,
чьей священною росписью рифм исцеляется боль.
Проливается взгляд Твой на мир из победного рога.
Преломляя пространства, сплетая столетия вновь,
Вызревал в эмбрионах молчанья мерцающий Логос,
Им рифмованы с Хлебом Вино рифмой «Кровь и Любовь».
Свет потопом девятого вала размоет теснины,
Золотистой смолой разливаются песни лесов,
В разнотравье лугов разбирает псалмы и долины
Литургия сгибающих хаос победных ветров.


Луч закатный отзвучал,
Фонари поплыли.
Покидая снов причал,
распустили крылья
Мыши древних городов, где зверей руинных
ждут сокровища ворОв в зарослях малины.
К окнам детские глаза
Голубем прильнули.
Только б окна-образа
их не обманули.
Только б темная земля
их не усыпила,
жизни каменная тля совесть не сгубила.
И кровавых листьев дни льдом не леденили,
Имя светлое любви в сердце б сохранили.

«Детство»

Тают пальмы под перстами
в индивидии стекла

над алмазными кустами
голубые купола;
апельсиновое солнце
остывает на снегу;
по замерзших луж оконцам
я за радостью бегу.
Колокольных звонов связкой
в Небо сердцу путь открыт;
самой белой русской сказкой
утро детское блестит.
Будто взгляд Любви навылет,
сердце чувствует ожог;
простирая к Небу крылья,
ноги рвутся на каток.

И зеркальным окнам-лужам
я творю земной поклон,
тутже носом обнаружив,
что Огонь тот …застеклён.


Глазеет дождь из влаги детства,
Стекло бутылок – витражи.
Восторженным за солнцем бегством,
Где в ДНК завита ширь,
Бегу туда, где бродит нега,
Густеет звон сердечных струн
В беседах медленного снега
С коктейлем огненных лагун.
Там с бабушкою светит детство.
Губ её мягких благодать
Там дарит дивных снов блаженство,
как лоскутковая кровать.

Приливы трав и отливы
за горизонтом мерцали,
сгущаясь зеленою тьмой
на складках оранжевых штор,
туманность вмерзала млечностью
звёзд бряцаний,
очертанием тени белой –
в оконный
стекла простор.
Стекло седело
от стонов
автомобильных,
серебряной кровью стекаясь
в тягучих мгновений бег,
Театры теней отравой
тоску фонарей цедили,
и пепельно-серый
пушистыми хлопьями
падал снег.
Проливалась сквозь пальцы
словес невесомая лава,
нелюдимое сердце
равнодушием звёзды жгли.
В синь окольцована,
Песни душа алкала

с хрупкостью ног балерины,
с ознобом стихи текли.

Простуда стихоносна.
Пройдя миндалин жесть,
Дыхание мороза
Дарует лета весть.
Пролистан в синих стёклах
Затмений лунных тур;
Всезнание поблёкло
В стихах от авантюр.
В мир, свитый шалью тёплой,
Впускаю жизнь огня,
Как отраженье в стёклах,
В которых нет меня.

Играет вальс росы
прозрачных теней звонкость.
В надвременную зыбь
окаменевший гость
звезд росчерком косым
напишет похоронку,
сиротствуя
о том, что не сбылось.

Округлость белизны
горит в камине неба,
доспехов звонких льда
вновь ищет первый снег,
движок цветной Весны
заоблачного Хлеба
ложится на листах,
строк зачиная бег.

Стыкующихся листьев прах
В осенних лужах расплескался
И в отражениях кривлялся
витрин сверкающих размах.
Держась за бусины огней,
дробился мир на до и после,
и тлеет будущая Осень
апокалиптических коней.
В затихшем цветогласье птиц
крыло надежды стало ветхим,
призывно застывая эхом,
дух падает безкрыло ниц.
Но задан Звук, души лоза,
Премудро-целесообразно -
Рождался тайной златовласной
Софии огненный пульсар.

С деревьев льётся, лавой пламенея,
На звенья шорохов волшебник листопад,
И лужи пьют серебряные тени,
В стаканы фонарей вливая лад.
С осенним хмелем связан горизонтом,
Звук отдаленный птиц качает слух
И дышит вновь премудрости озоном
На зеркале асфальта личный дух.
Ромашковым закончив лето смехом,
Лимонниц облака забросив ввысь,
Как к проводам под напряженьем эха,
К осеннему сонету прикоснись!
Молитвен за плечами шорох мыслей…
Оранжевой метелью заметен,
Мой путь вздымать, как крылья,
желтолистье
Среди рябиново пылающих корон.

Ты снова выходишь на внутренний кросс
В потоках шумов сердечных
В миграциях трасс, междумирий и грёз
Шаг к цели стремишь конечной.
И ум очищаешь от чёрных клякс,
И сердце – от перестраховок,
Присвоив духу спектральный класс
Звезды Сверхживой и Новой.

Пробежав по восторгам минут и лет,
разбросав себя по сердцам других,
по глазам, горящим слезами бед,
растворяешься в гаммах стихов своих.
Гаснет, с тенями смешан, свечи закат
позвоночник смыслов - в лохмотьях туч,
завивает ритмы грозы раскат,
растворённых звуков глинтвейн горюч.

Ночь окрыляла серебристым смехом
лунным
Дробилась кромка звёзд орбит периферий,
Стих сшит из вьюг аккордов шестиструнных
Заплатанным пером тревог и эйфорий.
Был целомудрен плеск фристайлов внеземелья,
Ритм белых вьюг не шаток, не предвзят.
Огонь сочился в рог безлюдного похмелья,
Блестя карбункулами слёз в три тысячи карат.
Простужен строй лавин эклектикой зловещей,
Пугливостью загружен лобный дол.
Я смерти не боюсь из чёрных дыр и трещин,
Блажен, кто в мир иной при жизни перешёл.

Молчи рекой и улыбайся елью,
молчаньем внутривенным стих зови.
Втирая в кожу сердца колыбельность,
Услышь физиологию любви.
В беззвучность ям
слов выкрикни подсолнух,
присни себе багрянец юных губ,
сгусти ветра до сини неба грозной,
расправь талант, впиши родон в дугу.
Вдохни фиалковость, транс рифмы распечалив,
условность фарса обрами слезой,
разрядом мысли разожги крылатость чаек,
залей простор мелодий белизной.

В вас - конниц гул, кострами ночи пьян,
Я - рос слуга, туманов синих пленник.
След нежной раны на губах далёких стран
Звездой растает белоснежной на коленях.
В косматых тучах кончилась война,
Даль растекалась бронзою закатной;
Пространство раздавала тишина,
Как россыпь островов парфюмов мятных.
Цветов зажёгся песенный аккорд,
Дух унося к заснеженным вершинам;
В лиловой успокоенности вод
Мерцанье золота рассыпано кувшинок.
Лишайника узорное шитьё
В тяжёлых лапах елей серебрится
И каждому даровано своё
То место, где гнездо фазана-птицы.

Взгляд расплывается, хмелея
От щедрости земных красот.
Какая красок галерея
Сравнится с роскошью лесов?
Здесь сам я дух, по доброй воле,
Поставлен в центре бытия
Не тварью перекати-польной
- как луч трисолнечного дня.
Осыпан птичьих нот палитрой
В ковровой ласке древних мхов,
Лучами зелени облитый,
Плыву во мгле лесных духов,
Где брызжет через край, вскипая,
На иероглифы ветвей
Пульсирующих ритмов стая,
Пускаясь в стихоносный дрейф.

Просквозило меня, просквозило.
Снежным взором схватила вдоль
Сила древняя, заледенила
на прозрачных пальцах Ассоль.
Разметало меня, разметало
По осколкам, под ветра вой.
Распалившийся звон металла
Лил поруганных чувств прибой.
Под оранжевый звон заката
Алый парус коснётся рам.
Мимолётной души соната-
Дуновение мира драм.
Откликаясь на шорох мыслей,
Ты явилась на зов огня
Непоруганной в сердце высью
Как звезда на закате дня.

«Полюшко Вагнера»

Тонут в пыльном мареве кварталы,
Солнце раскалёно добела,
Слева бездна целится провалом,
Справа стену скал глотает мгла.
Тонет в догорающей воронке
Бомбами разорванный мотив,
У кого-то будет похоронка,
Кто-то соберёт корпоратив.
Говорил он ей: моя родная,
Верь, что скоро я к тебе вернусь.
Из песчаных вихрей виднокрая
Самый твой любимый "дикий гусь".
Розовая птица обломинго,
Губ кроваво-водочный раскат
С радостью хмельною слова «бинго»
Обречённый выстроили град.
Ветер в постаментах заблудился,
Взгляд просолен потом и космат.
Ты сегодня смерти удивился
Сам не зная, что уже распят.
Продираясь сквозь каменоломни,
Был ты осторожен и умел,
Вспоминая, так ты и не вспомнил:
Колокол по ком же прозвенел.

Чьи-то души льют свет в созвучиях,
Что ж мои синевой печалятся ?
Что ж ты, ночь, так меня измучила,
Словно клеть веков, дум начальница?

Ночи слились с луной и ветрами
и снегами сады засыпаны,
под туманами дремлют серыми,
под пустых колоколен скрипами

Обгорелых страниц обломанных,
память ветви прострет молитвенно-
лишь в крылатых снах невесомы мы,
где небесный хор упоителен.

Плечи лет моих - будто вОроны,
чьих крылатых слов откровения,
как сердечные струны порваны -
спеты разом, в одно мгновение.

Позолоченных слов...нет, не надо мне
сердце в звуках иных заходится-
где сумятица криков адовых -
там колодец мой,
там колодец мой.

Искры взоров летят созвездьями
Кружат слухи молчаний каменных
Колокольных снегов известия
Отзвучали прощальным пламенем.

В тушь окунулась солнца безмятежность,
На стёклах матовых взгляд отрешённо пуст.
Размытым шумом облачности снежной
Цвет остывает под морозный хруст.
Об иглы звезд сдирая кожу листьев,
Ночь продолжает вирус-карнавал.
Когда же оборвутся тропы лисьи?
И рухнет в бездну горестей фрактал?
На пошлость не синхронна безответность,
Ведь будущность и прошлость неравны.
Закатится однажды за кромешность
Забывчивая временность луны.
В крестах ветвей фрактально повторяя,
В молитвенных поклонах лес в ветрах
Твердит: лишь Вертикаль нас возвышает,
Сожгите с листьями свой маскарадный страх.

Кренится набок горизонт событий
на виртуальных льдинах «облаков»,
Где хвалятся то киллер, то растлитель
На медных пиках медиавеков.
Дрожит печально зарево заката
И в памяти, на совести весах,
Ложатся тени тающе-покато
В нарывах башен, в медиалесах.
Анчара Древо медианесомо
лучами башен мысленечистот.
Кругами волн подстерегает сонных,
Захватывая в цифр водоворот.
Обряженная в ткань медиафора,
Как щепка в пене пляшущей волны,
Старуха Клио с жалобным укором,
Сиреной воет в мареве луны.
В мелькании вагонно-серых бликов
Угрюмо горбится постылая тоска.
Следит за падшей кроною столико
озоново глазастая листва.
Молчанье ночи в фонарях желтеет,
сливаясь с ожиданьем катастроф;
Под пеленой событий тихо тлеет
Грядущее пожарищ и костров.
По рекам улиц с дельтами этажек,
По омутам, заливам площадей,
Меж рифами контрольных телебашен
Плывут потоки черных новостей.
Гоня волну печалей за волною,
От камеры не отрывая взгляд,
Гордится Зло змеиной красотою,
С которой масок справила парад.

«Исход»

Ветра поют на лицах,
как лезвие штыка:
- В крови омолодится
полынная звезда.
Роится скрип шагами,
хрустит костями свет,
Без славы отцветает
столетье алых лет.
Влачятся в изголовье
цепные сны раба,
но шелестящей кровью
поёт разрыв-трава:
- Вас в наглости разбоя
не защищает сон,
Сон Разума сжёг Трою
до сбоя хромосом!
От солнца отчуждены
асфальтовой рекой,
Любовью обожжены,
мы Правды ждём иной!
Без цифровых безличий!
Без черепов каре!
Нам леса гомон птичий
Морзирует тире!
Березовость лесная,
Как Белый шум плывет,
Мелодией из Рая
В Симфонии ИСХОД.

Рокадный гул шоссе
невидимого фронта
С предгрозовых небес истомой ныне схож.
Но лишь морщиной лба премудрости архонтов
Из сердца не изъять в ржавь спекшуюся ложь.
Безвидна и пуста до электронов бега,
Вначале вся земля была от зла чиста,
Мечтала всё, когда ж в ней Альфа и Омега
Предстанут как Любовь, София, Полнота.
И Ангел Тишины безликость формы свергнет
Предвечность явит свой из звездицы расклад,
Соткется время как поток первоэнергий,
Как сердце, окрыленное в ромбических углах.
Развёрнуто Крестом, всё крестно мирозданье
Крестообразен солнца первый шаг
В неведомую даль всетворческих исканий,
О чем едва ль мечтать могла художника душа.
И ныне пробил час – Огонь Запечатленный
из сердца полноты, как Космоса ЗАВЕТ,
На струнах воспарит в тех душах окрыленных,
Кто людям отдал всё и жизнь вернул как Свет.

Сегодня небо запахами дышит,
Ты вышел на охоту за стихом,
Как ищут солнце листья,
дети,
мыши,
невидимость ловя за хвост пером.
События всегда горизонтальны
а человек, как вертикаль струны,
натянут нотой АУМ безначально,
как сердце воплощающее сны.
Среди летящих звезд и листопадов
во тьме горящих болью чьих-то ран,
стать он мечтает не игрушкой ада
а возглавляющим победных ратей стан.
Как сердце Агнца, Свет крестообразен,
Так мысль твоя, всегда она с тобой,
Мечом обороняет от соблазнов
И с бездной продолжает вечный бой.
В груди скрещены ритмов тетраморфы,
Их не познают спящие умы,
Погрязшие в болотных истин торфах
И не желающие вылезти, увы.
Но к Свету нас выводит из туманов
Не кладбища честной аксессуар,
Не Ариадны нить и мудрости экранов
а Жизнь творящий Духа Свята дар.

Алым цветом атакован,
дух растерянно молчит.
Взмах, свергающий оковы,
горней музыкой звучит
Лучезарное возмездье мыслям мрачным –
листопад!
В слов надменных перекрестье
взрывы желтые летят!
В поиски небесной цели
вписан пурпура минор,
алы у осин метели ,
золотист берез убор.
Даль, осыпанную грустью,
одевает осень в шик.
Золотым лучится хрустом
мед раскаянной души.

Обезкровлен твой дух, тело твердью распято.
В отражениях неба средь множества рыл,
Ты догнал свою тень и сегодня расплата
С пеплом сердца без тайн, без крыл.
Рот заклеен «моментом» крутого смартфона
И струна не тревожит твой слух.
За подкладкой экранной пустая икона
Со звонками железных мух.
Из изнанки событий экранных овалов
Льётся слякоть истлевших в бескормице душ.
Племя чуждых по духу снопевцев солгало,
Распатронив талант, камер вызверив глушь.
Но сегодня, Господь, мы Твой дар обнимаем,
И, в молитвенный плат, в песню лилий полей,
В их настой вековой завернув, возвращаем
Как Тебе уже дар от Соборных людей.
Наглотавшись ночей, накачавшись в качелях
Всех якутских ветров, всех алисовых нор,
Возрождаемся вновь к соли Первозначений
Под Отеческий кров самой высшей из гор.

Пути эпох Руси до стыков опуская,
Звенели целый век «обходчики с серпом»,
Выстраивая рай из лагерных сараев,
Мешая дым кадил с асфальтом и песком.
Воронка льстивых слов затягивает души,
Костями ею вымощен Европы материк.
Закат багров в крови, где нефтяные лужи
И Ноттердама дым в один увидишь клик.

Отмерцали звёздно годы-дни
расхристанные,
Отбряцали знаменосно перелистанные,
С краснозвёздною мечтой враз расставшиеся,
бродим тучей, по ветрам стосковавшейся,
где печным угаром – хор малодушия:
Пусть в законе правит вор, мы послушливые.
Есть Лжедмитрий-царь с боярами всевластными
И пророки есть свои РОДносвастные.
Уж они-то отведут нас в Тартарию,
Мы не абы кто – мы ж древние арии!
Ведь когда-то наши боги неуступчивые
И ветрам повелевали, горы скручивали.
Так про белого бычка всё те же повести.
Меднолоб Ванюша наш, хотя и с совестью.
А толкали к бездне русских смарт-товарами,
В «музобозах» представлялись суперстарами,
К Небесам текла Русь избами, рогожная,
И калякала, дивилась с перехожими.
Всё жалела их – подайте им хлебушка,
Мы-то что, мы ж с Борисом и Глебушкой.
Но Борис и Глеб убиты. Русь безрадостная
Ужаснулась, чуть поплакала жалостливо.
Окаянство вновь за пьянкой забывается.
Пляшет снова Русь, слезами обливается.
Слух прошёл, что-де убит был князь кинжалами
Боголюбский, Русь лелеявший державную.
Грозный царь восстал тогда на тьму преступную
И опричниной воздал вероотступникам,
Променявшим на лохань Царя Небесного
Псов оскалом за житьё духовно тесное.

Окрашен пеплом дым,
рокочет гул планет,
дождь побелел от ярости подлунной,
где росчерком двойным
инверсионный след
на душу рухнул тяжестью латунной.

Как чисел мертвых хмарь,
смолою ночь течёт,
сбивают курсы на Восток раскаты лая.
Скользит луны фонарь
чуть тёплою свечой,
и еле слышно звёздами бряцает.
Цепляет слух каблук
окаменевших слов,
в безжизненной пустыне не согреться.
Но схватит имя Звук
небесных лепестков,
прольется звон густых расплавов сердца


Был день взволнован,
тревожно ветви
тянули к небу персты кустов,
где иглы ночи в прорехах ветхих,
сшивают ткани словес-основ.
На ряби капель оконных стекол
Змеятся искры фонарных плат
О твердь земную как Финист-Сокол
Упрямо бьются мой дух и взгляд.
В воронке ночи бормочут речи,
Язык пустого трещанья скор
И сердцу ветер с дождем перечат,
И не сулят для души простор.

«Костёр»

Сентябрьские листья тлели в печали,
псалмы их костер возносил,
догматами Неба искры звучали
И ладаном дым кадил,
Роняя усталого сока слезы.
Окончен их с ветром гон
и я, как листья, нагой и босый,
К Костру Любви пригвожден.

«Русский Орос»

Разрешился век одиночества
Цепи змей пятиглавых раскованы,
Распакованы сны-пророчества
Налетели витии-вороны.
Налетели бесы, закаркали,
Мол, всё те же мы, безответные,
Полетим за алыми галками
В даль коммунии несусветную.
Рясофорным полощут оросом,
Мол до Киева были звери мы,
Только тесен для русских космоса
Рима Третьего шлем империи.
Ток в лампадах истрачен досуха,
Искуплённых мечи истУплены,
Но раздвинут уже морок посохом.
Ржавой скуки ветра обуглены.
Передуманный, перехоженный,
Путь по свалкам умов затмения
Входит разумом расторможенным
В Иоанново Откровение.
Распогодится, растуманится,
Серой пылью в полях развеется.
От нашествия Русь избавится,
На Собор бо святых надеется.
Вновь достоинство слов упрочится,
Что идут от начальной Истины,
Слов, безпамятством опороченных,
Расцветёт Огонь в Богомыслии.
Танцем с ветренностью помолвленный,
Винно зреет сок неоскудности.
Взглядом Кротости обезсловленный,
век сгустился до изумрудности.
Раздвигает небес раздолие
сердце ритмами слов ретивыми,
пиром огненным разносолие
в уши льётся небес мотивами.

Нас расширяет к небу сердцеокость,
Пружинит болью времени змея,
Восстанут Века целого пророки
В прицеле перекрёстном бытия.
Крадётся ночь дурманом многоточий,
Свет распружинивая в лучевой бросок.
Ладоней линеарностью упрочен,
В промёрзшем сердце тает льда кусок.
Бездонность, расцветая в симметричность,
Доносится как странствия капель.
В провалах поднебесности безличной
Нас примиряет с елями метель.
В осколках пустоты зеркально гулких
Находим всё ж себе сосуд хмельной
И в этом млечно-звёздном закоулке
Стихом даруем дождик проливной
Из пробы солнечной сердечности наивной
Чуть дымным взглядом заоконной детворы
Лик Господа является из ливня
На край мгновенья сброшенной игры.

Цветные отблески в пространстве
окон пели
И горизонт вплетался в шёпот губ -
Из синей одномерности метели
Рождался иномирности вселюб.
Молебна тишины слуга прилежный,
уж луч внимания скользнул по тайникам,
Схороненным в кристалле снов нездешних,
И уводил к раздумьям и стихам.
В гипнозе снежном эхо замерзало,
снов контур шевелился и густел,
где трасса паутины представала
симметрией короны на листе.

В обруч Века заключённый,
Наднебесно Дух горит.
Луч, зеркально отзайчённый,
Тактом сердца говорит.
Брызги трав и птиц
коктейлем
С солнечной росой сплелись,
Крылья дерзкого веселья
С током смол стремятся ввысь.
Дух пророческий всё ближе,
Рдеет утренний туман.
Тихий пламень свечи лижет,
Приближая дальний план.

Как тонко все же лезвие у Звука,
Проламывая стынь бездушных стен.
Так снег творит, безсловно и безруко,
грядущее весенних перемен.
В стадах авто асфальтовая кожа
Изрезана лучами дальних фар,
И бездорожье бьется в спину дрожью,
Вливаясь в синтетический угар.
Но вот беззвучия распахнута безбрежность,
Закручиваясь в белый хоровод,
Рукой любви простынно-белоснежной
Так Мать нам дарит в дивный мир полет.
Просвечивает бликами из тела
Душа, оснеженная горней красотой,
Лучи все собраны и срок пришел для дела
Любить и за любовь идти на бой.

Луна
Явилась ярко на мгновенье, спрятавшись снова за ветви дерева ,
что напротив .

Замечательное танка, Лариса!

Нарисованных снов проходец,
Наваждений осенних вор,
В резонансе чужих мелодий
Сердце входит в ночной дозор.
Недосказанная в шансонах
полуправдой шепча, кричит
Безконечная протяжённость,
фантастичнее эфемерид,
Облечённая в лихорадку,
Изнемогшая в гласах труб,
Обагрила Любовь без оглядки
Шрамом ставшую сухость губ.

Морскою синью не согреться
над трассами седых глубин
Снегам израненного сердца,
и лишь малиновый рубин
в зеркальном шелке созерцаний
развернут будет в Белый Звон,
где тайной музыкой касаний
Свет прорастает сквозь иссон.
Густейший бас расправит нервы
небесной стаи облаков,
сойдет на землю самый первый
дождь майский ласков и суров.

Ты лелеешь свою гордыню
В пересортице дней распутий
И не чуешь, как сердце стынет,
Наполняясь житейской ртутью.
Вся сумятица поз картинных
Ничего для тебя не значит –
Дверь, обитая дерматином,
а за дверью зверушки плачут.
За обманчивой позолотой,
За изысканностью парфюма
Позабытый восторг полёта
Бродит в жилах хмельною думой.
Но тягуча смолы янтарность,
И кормушки привычно просо –
Дар даётся лишь только дару,
А не всякому, кто попросит.

Грешит Земля вращением холопским
И лжепророкам подставляют грудь
Для каменности неживой и плоской
Те, кто в «индиго» новый ищет путь.
Пустынных слов источники отвергнув,
Доверившись страницам Бытия,
скрестив огонь на корневищах нервов,
проращиваем крылья из Огня.
Как суть того, что было, возвращаем.
Рассыпанных столетий аромат,
Как ладан цельный, в сердце воскрешаем,
Притом, что вектор наш вперёд а не назад.
Снимая с губ гармонию дыханья
Пророческой заоблачности сфер,
Мы изумляемся до самых оснований
Глаголам, открывающим путь вверх.

Век укрощать пустыню перестал,
Шут пустоты играет с бесом цифры.
Не сотвори кумиру пьедестал,
В керамику спекая кровь и мифы.
Боль измеряя шкалами хитов,
Победный дар – овацией ристалищ,
За лайки проливаешь сто потов,
Вот-вот себе же памятником станешь.
Оккультно образован и кряжист, -
Как вариант – ушаст и узкоплечий, -
Ты веруешь в исчисленную жизнь
И что другим измерить её нечем.
Рискни хоть раз, тихонечко постой,
В себе иную мерность обнаружив.
Смотри, как ломкой листьев пустотой,
Разлито золото по фонарям и лужам.
И лица расцветут в немой толпе
над геометрией безрадостной и тесной.
Через глазок в сердечной скорлупе
Ты окунёшься в океан из детства.

Ум вязнет в скуке городов.
Колюч терновник фобий века.
Волною, скрытой от рабов,
Тревожит свет удавкой некой.
Лилов удушливый канкан
Кордебалета дней подлунных,
Но мной обет стихийный дан
Не верить фатуму безумных.
Способен стих переломить
Ток окровавленных пророчеств,
В душе усталой возродить
Поэму, порванную в клочья.
Родить из ветра сад цикад,
Шипенье пенного прибоя,
Ночного неба звездопад
И вкус любовного настоя.

Горизонтальна персть сего момента.
Где крыльям нет простора перспектив,
Гармонию дробя на элементы,
Утрачиваем цельности мотив…
Пусть маятник часов пределы ставит
Для радужной восторженности нот,
Зелёный гомон радостью хрустальной
Сигнал Вселенной сердцу подаёт!
Влюблённым вкусом сквозь лесов короны
Цежу сосновых дебрей аромат,
Боясь спугнуть мелодию озона
Подсолнечно распахнутых палат.
Там в ризах многоцветных Лес-владыка
Священнодействует над папертью времён.
В оргАнах сосен, в изумрудных бликах.
Язык брусничной благодатью окроплён,
Водой и светом чудеса творятся.
Никто не скажет лесу «маргинал».
Во славу соловьиных демонстраций
Никто ещё доныне не плевал.
Изысканы лесные ароматы,
Спасителен в жару святой родник,
И разве дети леса виноваты,
Что ты к Творцу всем сердцем не приник?

Изяществом экспромтов ранен
Мой безнадёжный танец чувств.
Как мотылёк на свет и пламя,
На таинство любви лечу
И осень, рыжий провокатор,
Опять куда-то вдаль зовёт
Катиться поле-перекатом
До тайных северных широт.
Там, в ревности святой и властной,
С нежданной радостью всегда,
Свободны от гримас и масок,
Растут из звуков города.
И на ступенях белых лестниц
Дрожит цветов весенний хмель,
Горячей радости наперсник
И Китеж-звонов колыбель…

Слава Отцу и Сыну и Святому Духу,от века и до века и во век веков!
Аминь!

Дорожный знак

Сквозь людей прохожу и дорожный мой знак
- сердце Бога,
собираю построчно словесной души моей
храм,
время густо течёт по артериям мысли
дорогой,
время падать слезам и
любви колоситься хлебам.

В зазеркальную музыку Неба
всем сердцем пролиться,
в ливне света подлунном
волнами кругов пробежать,
в дуновенье ветров,
в васильковую вечность влюбиться
и крылатым стихом
голоса всей вселенной сплетать.

Так живу, будто жизнь одолжили взаймы
для познания,
но любви позывных
был утерян божественный код,
зарешеченный в мрак
ум квадратный
фанатов восстания
заблудившись в нигде,
в никуда за собою ведёт.
Даль из Отчих зрачков
семицветием радуг излучена.
Что ж с булатной печалью доносится
бронзовый звон?
Время круто спиральными прядями космоса
скручено,
И в оранжевой крови заката
Сын-Свет растворен.
Горизонт накренен и
событий туман фонтанирует,
Рикошетом безсонные мысли
стучатся в окно.
Видеть сколько же Божьего сердца в
творение мирное
Источилось,
лишь мирному сердцу от Неба дано.

На последней к рассвету страже
Тих мозаик зеркальных вдох,
Сон разбит и охрой окрашен
Огненосной зари ледок.
В измерениях Божьей сути,
Окружённый цветным гало,
Из незримости став прилюден,
Мир поющий плывёт в стекло.
Ослепительных дней задаток,
Благовестия горний след,
На окрашенный гроб не падок,
Отражается стих, как свет.
Пусть сегодня продрог и вымерз
Глас, наветом сожжён дотла,
Раскачнётся цветущий ирис,
Распадётся туманов мгла
И отправится в путь-дорогу,
Из нелепицы выйдя вон,
Мироздание босоногих
В грозовеющих туч озон.

Враг

Сгорала ненависть в сияющей заре,
но возрождалась яростью вечерней;
язык бесился в гробовом каре
всепопирающей, всезлобствующей черни.
И я, больной, как все вокруг меня,
желал суда небесного в отместье
хоть одному из них при свете дня,
тому кто стал лукавым бесом лести.
Но вот, усталый, я шагал домой,
а он меня окликнул. «Так некстати»
- Подумал я, но вежливость порой
сильнее чувств, я руку дал к пожатью.
Растерян был он, много говорил:
дочь, операция, тревоги и расходы…
И ненавидеть недостало сил –
я принял к сердцу все его невзгоды.
И смыслом новым тут открылась месть,
дух замер, распознав вдруг Человека.
И крик припомнился: «Распни Его! Повесь!»
Кого теперь? Не нищего ль калеку?
Стал ли таким а может от рожденья,
но ведал, как и все, страх, боль утрат.
И для его души освобожденья
явился в мир Мессия горних врат.
И меч стыда рассек напополам
и жалость моя вырвалась из плена,
и в пламени его сгорел весь хлам,
когда я в сердце преклонил колено.

Седая грусть рекой впадала в детство,
Даль беломерной мудростью текла
Не к модному безверия кокетству,
А в огненных наитий зеркала.
Клевали ветви бисер звездопада,
Тянула ночь симфонию свою.
От бриза твоего родного взгляда
Проснулось памяти сердечной дежавю,
Лишь взмах ресниц и мир текущий замер,
Застыл водоворот из лиц и глаз.
Ты появилась в свете кинокамер
Как солнечной сонаты парафраз.
Разомкнуты все кольца годовые
И ты, касаясь плоскости едва,
Вошла как откровение Софии,
Как неприкаянности лет разрыв-трава.

Новостей телеграмма морозит слух,
Тают розовых снов дворцы;
Нить вольфрама одна не покорна злу,
Оставляя в душе рубцы.
Из квартетов блюзовых сшит затон,
Мне ж милее морская ширь,
И в лесах распакованный птичий звон
И румяный в снегах снегирь.
В негасимый хор свой вплетая стих,
Я не брошу в тебя упрёк -
Та лишь чаша сердца благовестит,
Если ей наступает срок.
Созрела плоть миллениум-мистерий,
Зияющими дырами спеша.
Течением из новостных артерий
Всежатва коронована в ушах.
Пусть невесомость слова оболочки
проклюнется в нас света веществом,
пошагово,
позвучно и
построчно
выстраивая в сердце Вечный Дом.
Так, ощутив тропарность нот в коленцах,
Углом ломая каравайный свет,
Из перекрестий любящего сердца
Рождается
Святая Русь
планет.

Где теней тяжесть в тяготенье
молчащих для ответа уст,
молчанье семенами тлеет
подсолнечников-звуков-чувств.
Как рада солнцу тварь земная,
сны покидая зимних льдов,
так звук крылато воспаряет,
свет источая птиц-псалмов.
Цветоголосьем источится
божественнейших слов нектар
и взор крылатый закружится
над древнею смолою чар,
и, маслом солнечным разлитый
свет загустеет в каплях дня
и люди, птицы и молитвы
предстанут Чудом для меня.
Расколет скорлупу явлений
слов поэтических ручей
вновь открывая обозренью
Невидимую суть вещей.

Новый мир, что растишь ты как Агнца-в-себе,
как незримое Древо,
Лишь тобою придуман, блаженной души экстазом.
Зреет радость в каждом слове немого стиха,
словно Отрок и Дева,
На фонемы ещё не разъяты для слуха и глаза ни разу.
Корни ног - из земли, а душа ищет место,
как воля и ветер.
Знай: не будет исчерпан колодец Отца бездонный,
Где ты черпаешь мысли и формы в своём лишь
единственном свете
Световыми чернилами боли,
а не клоном горы поклонной.

Чернокнижностью велик,
век упился смутой;
Меру сил не угадать железами слез.
Ярким газом обеззвучен, Смех восходит лютый,
Поцелуями осыпав, маршами угроз.
Замурованных констант скорлупа созрела;
Тратят пиксельные жизни смерти игроки;
Свеч восторжен фейерверк, оплавляя тело;
Выпадают друг из друга маски и курки.
Пеплом охладевшим пал дух самоироний;
На сухой стерне скудеют русских голоса;
Слёз затмением объята, набирает стоны
Растревоженных посмертий
милости роса.
На снегу чернеет скит в белом шуме ночи;
Неприкаянность наощупь звёздами звенит;
Губ дрожащее вино словом непорочным,
Жертвой вечности безсмертной стих мой источит.
Поименно вязались соблазны
в гирлянды бус,
Отрезались хордой пространства края пустынь.
Двести лет уже каюсь я да на свет молюсь,
Сам себе персонаж а не то чтоб ему постыл.
Разучился я книгу индейских узлов читать,
Рун эльфийских уже не доступен древесный смысл,
Лишь осталась в душе шестиструнной гитары стать
Да ревнующий к ветру тебя моих строф каприз.

В шприцах башен бездна,
над бездной тропа.
В хламе муравейном роется толпа.
В стаях туч голодных, в стелсах ночей
Рёв зомбомобилей байколихачей
Одержим курятника фридомом ослов,
Злой непостижимостью виртуальных слов.
Обнищала вера в струпьях казино,
Лишь потомственных сюжетов крутится кино.
Сердце зашивают в вороха проблем,
В шоки управляемые мозгопудрых тем.
Страхами обуглены драмы ипотек.
Безнадёгой срублена «ночь-фонарь-аптек».
В коме пандемифов образин режим
По воде кругами с дьяволом бежит.
В мареве тарифов, розовым стелясь,
Мелкого калибра бесов процветает грязь.

Сползает крыша, шелестя,
С печати башни электронной,
Паролями не защищённый,
Язык распят на новостях.
Аморфностью заволокло
Раздробный лай собачьей будки,
Сакральной памяти стекло
Свернули ныне в самокрутку.
С израненных ладоней в сок,
Вкраплением - во чрево грунта,
Кроваво капают секунды…
Шагнуть бы в радость за порог!
Открытых лиц расстрелы влёт
В глазах совиных светофора,
Гнезда несчастий гололёд
Сморгнёт однажды поезд скорый.
Нарциссов нежный аромат
Отбит синтетики духами…..
Под горизонт обрушит град
Краеугольной книги камень!
Растопит грубость синяка
Губ алых вешнее цветенье,
Развеют лживых чар мгновенье
Качели Неба языка!..
Бетонных монстров Герострат,
У сильных я прошу не Сада -
Гроз воскрешающих раскат,
Душ взлёта а не звездопада.
- Принц звёздный, что ж идёшь ко дну?
Ещё раскаяться не поздно.
Как тени канут в тишину
Затверженные мифы мозга.
Мистерий дух не обмани
Сном генетических инстанций,
Успей душой сойти в огни
Их сыном, а не иностранцем!
И музыку в себе сгусти,
И раствори в звук шелестящий,
Пусть твердь ломает молний стих,
Двенадцать старцев предстоящих…

- В слух превращая ярость брызг,
В цвет - поперечной встречным лаской,
Встречаю птичий импровиз
Крадущейся по лесу сказкой.
Астрала церебральный слой
По вехам сердца растушёван,
Но ныне шрам мой зарубцован
Свет унесу в помин с собой.

Развенчан тьмою свет многоэтажек,
Разгадан солнечного ветра гулкий глас,
Заснежен шаг стихов сердечных скважин,
И серых улиц всё тоскливей пласт.
Глазурь рассвета ищет глаз наощупь
С ресницами снежинок - вальс с небес,
Стеклянной флейтой над рекой полощет
Бродяга ветер дальний благовест.
Синь истончается до ультрафиолета,
Звук расплывается до ватной тишины,
На смолах резвых плазменная Лета
УхАет смрадом генетической войны.
Наскучили гремучих слов раскаты,
Сценариев отыгран приговор,
Бледнеет конь безжалостно крылатый,
К причалу слёз слов низводя минор.
Застывший взор остекленело-дымчат
И горечь тлеет памятью утрат,
В сны обновлений, в перегруз привычек
Замешан с небесами полуад.
А ты, за край заглядывая тверди,
За вежливую твердость слов и губ,
Всё веришь в милость, в чистоту предсердий,
Что проблеск правды расточает мглу.
Всё так же ты безпамятен к изменам.
Глотая слезы будущей строки,
Замолкших клавиш ждёшь проникновенной
Прелюдии, сомненьям вопреки.

Простужен вечер серебром печали,
Подёрнут город флёром золотым,
Металл устал и все мечты устали,
Клубится танцев вранокрылый дым.
Хмарь рыжих лис кружит пассионарно,
На стыках шорохов шипит паучий взгляд,
Жаровней раскалился коронарной
Закатных окон лиственный распад.
Невы ампирной серебрится рябью
Сокровищница прошлого времён,
Где ангел Исаакия кудрявит
Свой нимб над славой бронзы и колонн.
Тропою взглядов отражений бдящих
Инверсия стихом проложит след
В печальный вальс миров сердец горящих,
рассыпанных по клавишам комет…
Рассвет пропел сонату расставанья,
Сжимая сердце плазмой фонарей,
И снова неподвижность созерцанья
растает в мрежи парков и аллей.

В краплаке рваных облаков
с заходом солнца ночь густеет,
Скелеты тёмные мостов
Свинцовым блеском тяготеют.

Птиц длиннохвостое стекло
в провалах теней ловит солнце,
Порталы храма замело
засветками в цветных оконцах.

Светильников мерцанье глыб
из синевы стеклянных звуков
крадётся желтизною рыб,
плывущих в шепотах и стуках.

Я любовью застигнут врасплох
на распутиях века,
Словно тень, обречённым на шелест, иду сквозь века,
Перемножив любовь на неоновый пульс листотеки,
Без сонетов на ритмы наложены листья венка.
Ветер псом озорным отрывает от пламени клёнов
Оперенье жарптиц среди жил светотеней дождя,
Ходит дрожь неживая по лужам под плеск монотонный,
Отпускающей дланью
фантомов витраж громоздя.
В пустоте зависает луна в междумирье наркозов,
Даль в туннели зрачков расставляет обочин столбы,
Синь фонарная в матовость переливалась морозно
Под мостами, вплетёнными в рокот астральной трубы.

Ветер вспыльчив по-цыгански,
Разбивая лужи вдрызг,
Звон кленовово рыжей ласки
Расточает Осень-лис.
Синь безпомощна и тонка,
Словно сигаретный дым.
Осень, рыжая девчонка,
Дива окон и картин,
В глянце стёкол вызревает
Разноцветной пустотой.
Акварельность дождевая -
Робость Осени родной.
Кружит ветер-диссидент;
Горизонт событий пылен;
Выдан вечностью патент:
Мастерам заплечным - крылья.
Небыль - с корочкой луны;
Сбивчиво перелистает
Хартии святой вины.
Безысходность Завтра тает.
В медонос струится свет,
Предрассветно беззащитен,
Сорок сороков наитий
Своды созидают лет.

Сгущаясь ароматной тайной,
Как шёпот нежен и несмел,
Реальность с вымыслом сплетая,
Твой взгляд стрелой небесной пел.
И с ним, в зрачках унылых улиц,
Скрывалась ноющая боль -
Душа с душой соприкоснулись
И ночь сменила свой пароль.
Уста сходились в поцелуе
А рядом стыл зубов оскал
- Влюбляться в ипостась иную,
Когда своей не отыскал?
Без чутких струн души движений,
Ты пониманьем обмелел,
Не терпишь листьев возражений,
Хоть сам же с ними ветром пел.
- Пусть в шахматный убор сорочий
Затянут кресла поролон,
Привычек логикой упрочен,
Слух сердца к шорохам склонён…
…На тишь листвы с алмазной пылью,
Где долькой плавала луна,
Немые ангелы пролили
Молитвы розового сна,
В покой серебряных каналов
В обсидиановых мостах,
В волшебный пляс на углях алых
Прозрачных бабочек костра.
- Что ж ты не ищешь в дне отгадку?
или милее ночи час?
- Так ждёт на скорый пересадку
Билет купивший в первый класс.
Безлюдьем баров очарован,
По городу мечты брожу,
Безденежно и безтолково,
Как будто ветру стих пишу.

Среди новых поколений
Стихотворностью несом,
Я застрял в междувременье,
Прижимаясь к Небу лбом.
Опрокинутое в небыль,
Растворяет даль окно
И наслаивает снегом
Звёзд печальных серебро.
В спину охает простуда,
Сердца тон картавит вновь,
Но не плоти вялой груда -
ПАМЯТЬ помнит про любовь.
Будто снова я вернулся
В тот далёкий детский сон.
Будто Золушка ты снова,
Будто снова я влюблён.
Удаляется в пространство
Огоньков летящих рой
А печаль мою глазасто
Лечит в сердце Образ Твой.

Окаменев, закутан алой шалью,
Полярностью заснежен Китеж-град,
Фома из Кампанеллы приглашает
На панихиду пролетариат.
Молчат невесты в язвах кровоточий.
Безликий выстрел, пьяный протокол.
На дне стакана взгляд сосредоточен,
Шмаляет в избы маузер-глагол.
Русь избяная с весью кособокой
От сплетен светских берегла ковыль,
Безпафосной любовью волооких -
И небыль сказок, и святую быль.
Молитвен взгляд, то кроток, то неистов,
Душевной боли щедр потенциал.
Обрушит лестницу седмины коммунистов
Руси Святой интернационал.

Рисует мюзиклов и опер сюжеты
с перегрузом колонок,
Клиника неврастеников в рецептах астральных карт,
Умным забором мыслей закутавшись в мглу и позёмку,
Лапками мягкими разбирает пепел квадратов бард.

Джи (G) ехидное, пятерней распуская иллюзий «разгрузки и берцы»,
Тычется слепо в интерфейсы, упёртое в «МИГ»;
В пропасти тающих мифов и беличьих гонок коммерций
Плазмой словесного сердца проплавит дорогу родной язык.

Пороховая десница грозно сдвигает полночь бровями,
Гневно выводит Единорога из пут бытия,
Но ком а ля гером «веки веков» своё отгуляли -
Плещется молниезрачным разрядом платье Огня.

Армия туч невероятной симфонией листьев разбита;
Звёздною пылью прядётся харизма имён;
В радость крылатую Книги мутирует хаки палитра,
Слух вынося за промчавшийся в окнах перрон.

Правит мыслями страх песочный
В складках марлевых полулиц,
Мечут ярость волной заморочной,
Цедят в зубах гробниц;
С плачем векАми ищут атлантов,
В лаве - лиственную метель,
Я же, контактною линзою квантов
Выпал из смарт-затей.
Миг разделился на сотни дисплеев
Жидко кристальных граней огня,
Тайной волною снов одолеет
Я истинный злого меня.

Ложится илом в лоно вод
Осадок химии старинной,
Где лужа чувств удара ждет,
Чтоб муть поднялась злобной тиной.
Кем утверждается, мол, мир «ничей»,
Тем множатся фракталы сказок:
Тех мысленный смог глух и вязок,
Кто не познал Его ключей.
Свет переплавлен в звуковихрь,
Став журавлиным клином неба.
Пусть в строе птичьем их я не был,
Мню, некой рифмою проник,
Стих обнажая до струны,
Сметая корку дней окалин…
Не стали небо ждёт, не стали,
Но мук с самим собой войны.

Заколдован высотомер
адским шёпотом одержимых,
Тьма сгустилась в зрачках и слова обратились в стёб.
Декомпрессия с нижних сфер знавших чёрных пламен пучины
Просвещает улыбок фальшивых с костями гроб.
На приборной панели чувств правда неба с глазами спорит:
- Нет небесной опоры крыльям твоим, Икар.
Про полётный уж вес молчу, в этом сам убедишься вскоре,
в небеса поднимут атом, бензин и пар.

А Дедал наставляет парня дорожной карте:
- Крылья…
мысли твои питают и крепкий сон.
Зыбь морская отягощает, лёгкость сердца важна на старте.
Удаляйся от сует века житейских волн.

Снам поверил испанский маг и волшебной индейцев силе.
Тьма вгляделась в него и обратилась в пучины зов.
Обратилась ладонь в кулак и чудесный полёт - в могилу.
К предающим свой статус царский закон суров.
«Некасающейся земли» в камне диком оставлен след,
Хронос скоротекущих лет над душой не властен.
Вот уж звёзды хрусталь зажгли и хвосты голубых комет
Отделят твой век от коней грозовых ненастий.
Рефрен:
Синью ушиблен тверди, тикает свет углом.
Я приручён к посмертью медных монет орлом.
Даром родился Божьим, даром сойду во гроб.
Губ изумлённых прожиг – заговор трёх ветров.

Пепельным цветом отравлены
логосы статов,
Девятибалльная в метеостанциях царствует ложь.
пО ветру в юбках размазано зло ароматов,
Ум затравлен и в челюстях каменных улиц безкож.
Чернобрюхое Завтра выбрито злобой до блеска,
Белозубая аспидность - в пиках кардиограмм.
В незашитые кроличьи норы сбежала Невеста,
Мишурою блестящих цифр прикрывая срам.

Рефрен:

- Стой, Марго! Ну куда так на ведьмину гору спешишь?
Под капотом скрывается столько ещё сил лошадных,
Берлиозовых окон небитых полно и крыш,
Съехавших и до геростратовой славы жадных!
Стой, Марго! Кто исцелит их любовью кроме тебя?!
Врач душевный лишь тот, кто сам до чертей унижен.
Видишь, жмётся к ногам твоим всех «мастеров» земля
И крестом миротОчит полынным звезда всё ближе!

II

Мегагерцены в колокол Англии перьями бьют,
Пляшет дикий фокстрот на подносе эстрад Саломея.
Приворотным зельем в театрах войны раздают
«Лебединое озеро» оперённых Кецалем-змеем*.
Батальоны «батяни» и знак восемнадцать плюс
В бронежилеты одеты стильно от «сильных мира».
Век готовит заклятым любовью двухсотый груз,
Древо скорчено в грязь и звенит при корнях секира.

Рефрен:

- Стой, Марго! На метле ты куда так к чертям спешишь?
Под капотом скрывается столько ещё сил лошадных!
Берлиозовых окон небитых полно и крыш,
Съехавших и до иудиной славы жадных!
Стой, Марго! Кто исцелит их любовью, кроме тебя?
Врач душевный лишь тот, кто сам до фагота унижен.
Видишь, жмётся к ногам твоим всех «мастеров» земля
И крестом миротОчит кровавым звезда всё ближе!

• КецальКоатль – Пернатый Змей

Над вином с водой семицветна кисть,
Буйства красок пьянящ обвал.
Золотым пером облаков коснись
Ты, нетленных царств нелегал!
Перепуган звук, буреломом свит,
Ржавых красок царит разлом.
На каких языках белый дождь шипит
В отпечатках ген-хромосом?
Многоночеств сон дыроглазых лет
В кадуцеях надменных фей,
Онемевших рук долгожданность бед
ветром вольным, слезой разбей!
Созерцатель рос в буреломах пут,
Ты в невольных путях зачат.
Назначает Век под скулёж иуд
Осьмиглавой звезды печать.

Клевали ветви бризом бисер звёздный,
Тянула ночь симфонию свою.
Спектральный хруст от полузвёзд морозных
Пророчил памяти сердечной дежавю.
Всё вслушиваюсь в шорохи границы:
Корёжат позвоночник фонарей
Старухи-тени, улиц небылицы,
Невнятные химеры у дверей.

Дождь за окном бормочет код паролей
«взлом колыбели - палом по стерне
И… детская горит» – надеты роли
Взрослеющих в фарфоровой свинье.

Дописан строчкой пулемётно рваной
Хромой судьбы хронический абзац.
Застыла на пыльце ресниц стеклянных
Ещё по-детски чистая слеза.
На эстрадах непрошенно лязгал
мотивов цирк,
Клокотала мутью сомнений людская река,
Слепорождённый и замороченный мраком цифр,
Распечатанной тайны подсолнечный лог искал.

Непостижимо в отварах лет горчит лебеда,
Стиснут в каре тарифов прозрений крик.
Мороком пришлых каверз затоплены города
В вороха смятений вброшенных, в сеть интриг.

Начинён безнадёгой, отыгран в софитах рамп,
Причастившись стихиям бдений, пою вразнобой
С возлюбившими политкоррекций и фикций штамп,
Очарованный конницей теней ресниц голубой.

ФИНАЛ


Вкус северного неба всё свежее,
колодец памяти им всколыхнуть рискну.
Люблю качать в моём воображенье
твоих ладоней тёплых тишину.
Туманом уличная серость чахнет
Несбывшейся надеждою дождя.
Губ ледяные краски пламень чают,
улыбкой пасмурной едва туда войдя.
Но… хрип застуженных струн сердца слух не греет,
не пробуждает трепетность ресниц –
Так и не сбывшимся собою, сердце тлеет
Среди искусственной улыбчивости лиц.

На путях данной в чувствах бытности
мы бывает то злыми, то нежными,
Брезжит в магии рук ненасытностью
Долговязость ночей многогрешная.
Водянистых снов неподъёмностью
Сыт по горло кошмар реальности,
Прорастает в туманах логосных
Сумасшествие зазеркальности.
Нескончаемо злоязычие
комедиийных исчадий косности,
Пафос горечи обличительной
Стекленеет на липкой плоскости.
Припечатаны мглой усталости
В лужах, пьяных падений грацией,
Сознаём мы себя малой малостью,
Звёзд процентами космос-акции.

Безсонницы струится монозвук,
Слух рассекает эха трепетанье,
Измяты танцы лебединых рук
В секундах предназначенных к закланью.
Невысказанной нежностью ресниц
Распахнут взор в зияние обрывов.
Ломая плиты ледяных границ,
Кружат огней весёлых переливы.
Трубящим рогом Свет звучит в ветрах
Мерцающей в семи столбах волною.
Кто ненависти одолеет страх,
Тот обретёт безстрашие покоя.

Из пепла Феникса мотив
о твердь колотится устало,
Гитары шестирогий гриф
восстал над магией металла.
Код чуда выбрал ты внутри,
Паломник жизни, - солнца скатерть,
Повинен в том, что для любви
ты отдал тело на распятье.
Рукой цветов и птиц писал,
Тьму лиц рассветом озаряя,
Незримым счастьем обитая,
Злу песней сердца воздавал.

С наречиями птиц, зверей,
букашек, трав, кристально чистый,
нас дух влечет крылом трилистным,
от неба до глубин морей.
Живёт цветущий свет дрожаще
в крылах простертых к небесам,
своим к страданью соучастьем
ты к небу прорастаешь сам!
От безымянности надменной
Весь мир обязан ты беречь.
Ведь это память всей Вселенной,
Вся Первосозданного речь!
Кому-то Завтра пеплом снится,
Кому-то - с радостью в груди.
Струятся радостные птицы
С горячей верой впереди.

Стал свободен от телефонных звонков,
от похвал, от бесцветности кодов и акций;
облажалось подложное пламя абстракций;
плыть устал ты безвольной мишенью волков.
На продажу истории выставлен миф
автострадой, впадающей в гипнос комментов
И уходят на дно расы всех континентов,
Связан образ и песен мерцающий гриф.

Срываю запах тлена,
Вдыхаю нот язык;
Ликером снов плененный,
Распахнут счастья миг.
Купает май парфюмы
Распутиц вешних гроз,
В промозглые костюмы
Втыкая иглы роз.
Из нежности тюльпанов
Я в небо упаду;
В вокзальную нирвану
Снов уроню звезду.
Укроет грусть бокалом
Шипучего вина;
Склонится ночь устало,
Озвездив времена.
Сценарий бледной лести
Водою ключевой
Я смою в перекрестье
Дороги столбовой.
В потерянном молчанье
Доверия исход
Для избранных венчальным
Салютом расцветёт.

Отметелены, отвокзалены,
В перегрузах гитарных зашкалены,
Голоса одинокие маются.
С жизнью сталкиваясь, рассыпаются.
Неумелые, заполошные,
Как былинки, комбайном скошенные,
где-то искренние, где-то выспренние,
Бьётесь вы мотыльками вкруг Истины.
Красоты Огонь, – сила древняя, -
Проникает в сердце распевами.
Ядом сладким её вы отравлены,
Раскрываясь оконными ставнями,
Выставляя на суд сокровенную
Сердцевину души нетленную.
Убивает вас камень молчания
Хуже злого слова нечаянного.

Пульсом памяти ночи прострочены,
Каменеют засовы лиц,
Ставни окон душ заколочены,
Крылья связаны вещих птиц.
В поле памяти - пули свинцовые,
Струн звенящая тишина
Снов окалиной окольцована,
Льдами алыми ждёт война.
В зазеркалье Алисы пиксельном,
В тесноте электронных плат
Атрибуты свои возвысили
Мысли, взятые напрокат.
Бликов уличных иероглифы
Чертят моды постылой нить,
Всё пытаясь волшбою огненной
Роз соцветия оживить.
Переходом от снов в безсмертие
Цедит ветер оконный грог,
Где куражится знак столетия –
Вещества возомнивший бог.

Слух растекается, не в силах
смысл собрать
И мир разбитый треплет взоров пазлы.
Мечтает зло злодеев покарать,
Хоть и добра не делало ни разу.
Души Разброд да мысленный тупик,
да свет фонарный треплет стылый ветер.
Застыл в смоле событий эхом крик:
- Над миром царствуют иллюзий лживых сети!
Незнанье нас гнетет, химеры душат,
Хоть богословствуй ты, хоть философь,
Металлокерамическая стужа
В лохмотьях сердца, в жилах студит кровь.
Квадраты «крыш» разбили Логос ночи,
Асфальтово сгустилась Пустота,
Хруст цифрового льда - до оболочки
Все выморозил – до костей Креста!
Лжи каменные волны расплескали
По цифрам Целомудрия Родник,
И в сетях Тьмы, в ущельях зазеркалий
Алфавитом рассыпан ум-язык…
А рядом с веком дивно вырастая,
Сгущался свет, как голубь из глубин,
Ступенями всё глубже простирая
Всю лестницу веков до лет «седмин».
Громословесной конной белизною
Растопчется миллениумов тьма,
Струится дождь из Фавора над зноем,
Над вывертами гордого ума.
Отверзлось время бездной вертикали,
глагол Небес – победной Белизной,
В провалах тьмы уродцы зароптали,
Подхваченные плазменной волной.
Возжаждал мир Любви, Софии, Царства,
В сердца живые заструился свет,
Твердыни Вавилонского соблазна
Сотряс Сиона Горнего ответ.
В Сионов ныне цвет пресуществилась
Окрашенная пурпуром земля.
Покровы шестодневья опустились
На жертвенник земного алтаря.
Как Крест над миром,
Правды горней Мудрость,
«Завет тысячелетия» предстал.
Вино невиданное в новые сосуды
Излито на рублёвский пьедестал.

Раскапризилась позёмка,
Раскульбитилась снежком,
Развернёт головоломку
Серебрящимся виском.
Матов блеск морозных окон,
Рунны пальмы на стекле,
Месяц смотрит строгим оком,
Сколком истины во мгле.
Жду, когда судьба отвесит,
Вместо скучных оплеух,
Короб златокожих песен,
Музыки небесной слух.
Отбивая ритмы ночи,
Ускользает календарь.
На свече сосредоточен
Грустной памяти фонарь…
Проблеснули слёзы тягот,
Снов сшуршались вороха,
Лишь остался на бумаге
Зайчик алого стиха.

Нашёптаны цветные города,
В стекле морозном - странные планеты
И к карликам причислена звезда
Симфониею чьею мы согреты.
Плакучая излученность волны
Всё ищет жарко шепчущие губы
Где ты дыханием дрожащей тишины
Как отрок босоногих дней искуплен.

Лимонны рощ кресала.
Студенея,
Дышала в стёкла Осень адреса.
С лица полей, стернёю бронзовея,
Не пьют уж изумруды небеса.
Туман снижает мелкое, пустое
Как старый хлам, как ветхих дней завет,
На новый лад храм листьев перестроен,
Теплом душевным раскаляя цвет.
Ещё шуршит листва благих порывов
Ещё грустят ночные фонари
А ты в мерцанье тропосных извивов
Ушёл в портал, построенный внутри.

Весь мир привил себе чуму соблазнов
И лает пистолетный век-экран,
Надежды трафарет пескообразен -
Блеск нищеты и в центре игроман.
На полигонах плоти - цвет печали,
Не речевой, а чёрный аппарат.
Стекает с плеч замедленною шалью
Европы бетризованной* закат.
*Бетризация – аналог принудительной вакцинации.
По Ст. Лему « Возвращение со звёзд».

В асфальтовом огне горит Гоморра,
Содомской нефтью травят этот век,
У времени в фаворе Саша Чёрный,
Среди Платонов белый лишь Олег.
Радары слуха заострились тоньше скани
Замалчивать не в силах уж Стена.
Для песни из запёкшейся гортани
Пролей мне, Боже, радости вина!
Неровной строчкой гор прошито небо,
Звон колокольчиков с вершины их проник.
В алканье томном Истинного Хлеба,
Исторгнут в небо был безмолвный крик:
- Что ж наша не кончается разлука?
В безмолвии как верить и любить?
Давно окуклилось уж наше слово звуком,
Стих бабочкой желает в небо плыть.
Соборно молимся: да сгинет прочь ненастье!
Бежать возжаждав летним нагишом.
Взвесь радостную солнечного счастья
Вдыхать очами, сердцем, всей душой.
Из семени же Логоса Господня
Весь многочудный этот мир пророс,
И даже неслух я, как тот подсолнух,
Себе не делаю безвыходный прогноз.

Вот, только что в НГ исполнили. Понравилась вещь. www.neizvestniy-geniy.ru/cat/music/kantri/2344591.html